Спустя час Дугал и Элизабет Камерон прибыли в дом Бельмонтов, и по их сияющим лицам можно было сразу догадаться, что родителей Сабрины буквально распирает от счастья, которым они пока не готовы поделиться. Притихшая Беатриса, старательно отводившая взгляд в сторону, провела гостей в комнату, где за хрупким письменным столом тетушки Оноры сидела Сабрина. Родители торопливо бросились к ней через всю комнату, даже матушкина плавная поступь превратилась в шаловливое подпрыгивание.

— Дорогая моя!

— Моя маленькая принцесса! Как мы по тебе соскучились!

Сабрина холодно подставила щеку для последовавших поцелуев, как если бы не виделась с родителями всего пару часов, а не несколько недель. Матушка и батюшка обменялись понимающими взглядами, убежденные, что сдержанность дочери — это лишь притворство.

После обмена любезностями и короткой серии вопросов и ответов о здоровье Брайана и Алекса, а также весенней страде во владениях Камеронов, Дугал звучно откашлялся, придал себе суровый вид и достал из кармана свернутый документ.

— Надеюсь, не нужно напоминать, зачем мы здесь, детка. Я наконец-то получил официальные бумаги об объявлении твоего брака недействительным. Осталось только поставить твою подпись.

— Скажи, пожалуйста, — небрежно поинтересовалась Сабрина, — неужели эта процедура всегда занимает так много времени?

Родители снова обменялись виноватыми взглядами, бормоча что-то насчет «определенных ограничений» и «особых обстоятельств».

— Но все хорошо, что хорошо кончается, — радостно заключил Дугал и широким жестом развернул документ. — Теперь тебе надо всего лишь подписаться вот здесь, над печатью судьи, и ты навсегда избавишься от этого ненавистного малого, Моргана Макдоннелла.

Он помахал бумагой перед носом дочери, явно ожидая, что та откажется подписывать документ.

Сабрина выхватила бумагу из рук отца и расправила ее на столе. Матушка от удивления раскрыла рот, а батюшка издал странный звук, и Сабрине показалось, что с минуты на минуту ему откажет выдержка и он во всем сознается. Не удосужившись даже ознакомиться с текстом, Сабрина обмакнула гусиное перо в чернильницу и расписалась над личной печатью судьи, на этот раз не снабдив свою подпись привычными завитушками. Так же молча присыпала чернила песком из песочницы, помахала бумагой в воздухе и вручила отцу.

— Ну вот, дело сделано. Теперь мы можем ехать?

— Ехать? — тупо повторил Дугал. Он так крепко сжал бумагу в кулаке, словно хотел скомкать и отшвырнуть как можно дальше. — Куда ехать?

Элизабет судорожно мяла в руках носовой платок, вид у нее был очень печальный.

— Домой, — разъяснила Сабрина. — В наш замок. Я давно упаковала свои вещи, и сундуки стоят в коридоре.

— Да, да, конечно, детка, как скажешь, — подавленно проговорил Дугал. — Сейчас же и отправимся в путь, если ты того желаешь. — Он отвернулся, как бы боясь встретиться взглядом с дочерью, и направился к двери; он ступал так тяжело, будто состарился лет на десять.

— Папа, куда же ты? — окликнула его Сабрина. — Ты что, забыл? Я же не могу ходить. Тебе придется взять меня на руки.

Ровно в два часа пополудни Морган поднимался по ступенькам городского особняка Бельмонтов, еле выглядывая поверх огромного букета оранжерейных роз на длинных стеблях. Он порывался явиться гораздо раньше, и ему стоило немалых усилий сдержаться и дотерпеть до обычного времени своего визита. Однако на этот раз предводитель Макдоннеллов хотел придать своему посещению элемент торжественности.

Дверь открыл не дворецкий, как обычно, а усыпанная веснушками горничная с заплаканными покрасневшими глазами. Она была так занята своими мыслями, что ничего не сказала по поводу роскошного букета.

— Сейчас доложу о вашем прибытии его светлости, сэр. — По дороге в холл служанка беспрестанно шмыгала носом и вытирала глаза кончиком передника. — Простите, сэр, что у меня такой вид. Было время, когда я сделала бы все, только бы от нее избавиться. Но теперь, когда она уехала… — Девушка залилась слезами.

Считая, что в столь радостный день никто не имел права страдать и печалиться, Морган попытался утешить девушку.

— Ну зачем же так? Нельзя так уж расстраиваться и горевать. Мисс Энид обязательно будет приезжать домой на Рождество и по другим праздникам. Надо радоваться, что мисс Энид теперь счастлива со своим мужем, буквально восставшим из гроба. Кроме всего прочего, у ее будущего ребенка появился родной отец.

— О, за мисс Энид я всей душой радуюсь. Я говорила о другой молодой мисс.

— Другой? — Жуткое предчувствие сразило Моргана, и он замер на месте.

Не замечая, что гость остановился, горничная продолжала идти, на ходу пояснив:

— Я говорю о мисс Сабрине, сэр.

Букет выпал из рук, Морган в два шага догнал горничную, схватил за плечи и развернул. Жадно всматриваясь в заплаканное лицо и больше всего опасаясь узнать правду, он обрушил на девушку вопросы.

— Сабрина? Сабрина уехала? Куда? Когда? С кем?

В мертвой хватке великана девушку заколотила дрожь.

— Когда за ней приехали родители, чтобы отвезти назад, в Шотландию.

Морган, не понимая, что делает, сильно встряхнул служанку:

— Когда это было? Сколько времени назад?

— Несколько часов назад. Примерно в десять утра. Противоречивые эмоции бушевали в душе Моргана — удивление, ярость, отчаяние. Неужели Камероны снова обвели его вокруг пальца? Но кто именно из Камеронов? Дугал или Сабрина?

Горничная вся сжалась, увидев злобное выражение лица гостя. А тот молча отпустил ее и рванулся к двери, растоптав по пути рассыпанные по полу роскошные розы.

Конь под Морганом летел как птица, едва касаясь копытами земли, заросшей пахучим вереском. Можно было закрыть глаза и представить себе на мгновение, будто снова скачешь на верном Пуке и ветер развевает волосы, а ноздри широко раздуваются от сладкого запаха свободы.

Но Пука погиб, и со времени его смерти предводитель Макдоннеллов уяснил, что в этом мире есть вещи, которые ценятся выше свободы. Они дороже гордости и чести. Ведь если следовать правилам, продиктованным оскорбленным самолюбием, сейчас следовало бы вернуться в свой замок, призвать под знамена Макдоннеллов всех членов клана и пойти войной на Камеронов, нанесших Моргану непростительную обиду, предавших его, не сдержав своего слова.

На горизонте кучились фиолетовые облака, небо над головой окрасилось в темно-голубые сапфировые тона, под цвет незабываемых глубоких очей Сабрины. Над далекими горными вершинами ледяной жемчужиной сияла полная луна. Именно в ту сторону направлял коня Морган, небесное светило служило верным ориентиром, и нужно было догнать его, пока не уплыло за горизонт.