Некоторые фигуры именно так и изображены на окончательном варианте росписи: например, святой апостол Андрей с белой бородой (третий слева) показывает ладони и приподнимает плечи. Другие фигуры также претерпели изменения. Мужчина, который поворачивается с ножом в руке (святой Петр), отдален от человека, который опрокидывает чашу, а этот последний превращается в человека (Иуду), опрокинувшего солонку. Лишь один из описанных Леонардо жестов сохранился на первом композиционном наброске из Виндзорской коллекции: в малой группе фигура, расположенная между Христом и Иудой, «прикрыла глаза рукой».

Эмоциональная динамика, равно как и композиционное планирование, вскрывает радикально новую концепцию Леонардовой «Тайной вечери», нарушающей правила, существовавшие еще со Средних веков, когда было принято располагать апостолов за столом линейно. Во Флоренции можно увидеть фрески Таддео Гадди, Андреа дель Кастаньо, Фра Анджелико и Доменико Гирландайо.[526] Элегантная, почти томная фреска Гирландайо в трапезной монастыря Оньисанти была завершена незадолго до отъезда Леонардо в Милан. Леонардо же решительно нарушает стройный ряд трапезничающих. Перед нами настоящая волна. Пьетро Марани сравнивает композицию «Тайной вечери» с оптическими диаграммами из Парижской записной книжки MS С.[527] Волны образуют четыре подгруппы, каждая из которых состоит из фигур трех апостолов. Леонардо выявил уникальный драматический момент: не описание евхаристии, не обличение Иуды, но первый шок после слов Христа:

«Истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня.

Они весьма опечалились…» (Мф. 26: 21–2)

Отсюда и новая гибкость композиции – почти кинематографическая. Это момент, который несет в себе целую историю. Это отлично почувствовал один из первых комментаторов, видевших роспись, Лука Пачьоли. В посвящении к своей книге Divine proportione, датированном 14 декабря 1498 года, он пишет:

Описание Пачьоли интересно тем, что сам он в то время был очень близок с Леонардо. По-видимому, в его описании использованы собственные слова художника – «внимание» и «изумление», концентрация внимания на Христе и взаимодействии между апостолами. Так и была задумана картина: фигуры на ней были изображены не в ряд, но волнами, разговаривающими «l’uno а l’altro е l’altro а l’uno».

И потом наш взгляд обращается на Иуду. Это настоящий злодей. На эскизе из Виндзорской коллекции он изображен уродливым, почти гротескным. И тем не менее в этом профиле чувствуется сожаление о сделанном и отвращение к самому себе. Профиль исполнен подлинного трагизма и христианского прощения. (Во время недавно проведенной реставрации росписи открылись детали лиц, скрытые более поздними наслоениями. Лицо Иуды стало больше напоминать подготовительный эскиз, чем до реставрации.) Иуда отпрянул от слов Христа, несмотря на то что его рука по-прежнему тянется к куску хлеба на блюде.

С лицом Иуды на «Тайной вечере» Леонардо связана знаменитая история, которую приводит Вазари в своих «Жизнеописаниях». Настоятель церкви делле Грацие постоянно приставал к Леонардо, «чтобы он закончил эту роспись», и жаловался на леность художника герцогу. В ответ Леонардо сказал Лодовико, что он не может найти лицо, ужасное настолько, чтобы изобразить Иуду. И если ему не удастся найти подходящего натурщика, то он «всегда может воспользоваться головой этого настоятеля, столь назойливого и нескромного». Эти слова рассмешили герцога, а «посрамленный бедный настоятель стал усиленно торопить полольщиков своего сада и оставил в покое Леонардо». Это один из многочисленных анекдотов Вазари, в которых есть зерно истины или по крайней мере свидетельства очевидцев. Та же история рассказана Джамбаттистой Джиральди Чинтио в книге Discoursi, опубликованной в 1554 году, а Чинтио услышал ее от своего отца, Кристофоро Джиральди, феррарского дипломата, лично знакомого с Леонардо по Милану. Джиральди описывает ту же историю со слов самого Леонардо:

Истинна эта история или нет, но похоже, что Чинтио пересказал слова самого Леонардо. Так вспоминал Кристофоро Джиральди, лично знакомый с художником: «Ogni giorno, sera е mattina, mi sono ridotto in Borghetto…»

Работа над «Тайной вечерей» началась с подготовки стены трапезной. Стену покрыли ровным слоем штукатурки, которая должна была стать структурной основой для росписи.[530] Покрытие средней части стены, где художник собирался написать центральную часть картины, было более грубым, что обеспечивало лучшее сцепление краски с поверхностью. Граница между двумя частями чувствуется – это ровная горизонтальная линия почти под потолком. Одно из открытий, сделанных во время последней реставрации, – это остатки sinopia, первоначального наброска, выполненного прямо по штукатурке: «исключительно небольшие красные линии, проведенные от руки короткими мазками кисти… чтобы обозначить группы его композиции». После этого поверхность была загрунтована. Современный анализ показал, что грунтовка представляла собой «слегка гранулированную смесь, нанесенную слоем толщиной 100–200 микрон и состоящую из карбоната кальция и магния с белковым связующим веществом». Поверх грунтовки был нанесен тонкий слой свинцовых белил. На этой стадии поверхность была покрыта мелкими надрезами, определяющими форму и перспективу архитектурного фона, а в центре живописной зоны было сделано небольшое отверстие – точка отсчета. Это отверстие можно увидеть на увеличенной фотографии: оно находится у правого виска Христа.