Из прежних логиков Меланхтон наиболее высоко ценил гуманиста XV в. Рудольфа Агриколу. О его логико-риторическом сочинении «О диалектическом изобретении» («De inventione dia-lectica») Меланхтон писал, что из новейших сочинений по диалектике нет ни одного, которое было бы лучше и обстоятельнее книги Рудольфа Агрикола в своей логике опирался на Аристотеля, Цицерона и Квинтилиана, а также на Боэция и Темистия. В логике он шел по пути, проложенному Лоренцо Валлой, который первый в духе гуманизма создал учебник риторической логики.

В своем сочинении «Диалектические рассуждения против аристотеликов» Лоренцо Балла нападает на учение Аристотеля о категориях и ищет нормы логики и риторики у Цицерона и Квинтилиана. Лоренцо Балла был первым представителем [FIXME]воз-tffttfoiefi в эпоху Возрождения риторической логики, а Петр Рамус завершает это направление в логике. В этом направлении сказалось увлечение гуманистов эпохи Возрождения теорией красноречия (eloquentia). Выступая против схоластических тонкостей «варварской» терминологии, испорченного латинского языка («кухонной латыни»), гуманисты стремились освободить философию и логику от этой «уродливости» в терминологии, создать «естественную» логику, свободную от схоластических мудрствований.

В борьбе с лютеранством и кальвинизмом римско-католическая церковь создает орден иезуитов, который поднимает на щит старую схоластическую аристотелевско-томистскую философию, несколько приспособив ее к новым условиям. Видным представителем иезуитской схоластики был испанский ученый Суарец (1548–1617), плодовитый писатель, написавший обширные комментарии на сочинения Аристотеля. В XVII в. Суарец не только господствовал в университетах католических стран Западной Европы, но и в немецких протестантских университетах пользовался авторитетом наряду с Меланхтоном. Его последователи; называли его «папой и главою всех метафизиков». В особенности его авторитет процветал в испанских университетах.

В XVII в. иезуитские школы, в которых преподавались схоластическая аристотелевско-томистская философия и логика, получили широкое распространение не только в Западной Европе, но также в Польше, Украине, Белоруссии и даже появились в Москве, где имели успех среди знати. Когда в Москве учреждалась Славяно-греко-латинская академия, иезуиты опасались, что этот их конкурент переманит к себе знатную молодежь.

В эпоху Возрождения, наряду с разрушением средневекового мировоззрения, создается новая картина мира. Начало этому полагает великий польский ученый Коперник, который геоцентрической теории Птолемея противопоставил свою гелиоцентрическую систему. Это было революционным переворотом в мировоззрении. Вокруг него разгорелась ожесточенная борьба между религией и наукой. Был поставлен вопрос: чему должно более доверять – чувственному опыту и разумному мышлению или священному писанию? Это стало основным вопросом философии того времени. Произведение Николая Коперника «Об обращениях небесных кругов» вышло в 1548 г.

Следующий шаг делает Джордано Бруно (1548–1600) своим учением о бесконечности Вселенной. По учению Джордано Бруно, в бесконечной Вселенной бесчисленные миры возникают и уничтожаются и наша солнечная система является лишь одним из бесчисленных миров.

Джордано Бруно различает четыре ступени познания: ощущение (sensus), рассудок (ratio), разум (intellectus) и 4) самопознание духа. Познание начинается с ощущений, но ощущения дают нам ограниченное и несовершенное знание, которому нельзя слепо доверять. Рассудок, оперирующий логическими аргументами, подвергает чувственный опыт обработке и совершенствует наше знание, наивысшее же познание Вселенной достигается при посредстве разума, который оперирует принципами. Только разум дает нам знание о бесконечности Вселенной. Мышлению принадлежит суждение и решение вопроса о том, что непосредственно не ощущается. Истина берет свое начало от ощущений, но это начало является слабым. Разум есть свет, который освещает все предметы, он есть как бы глаз, который все видит. Наши понятия суть лишь тени самой действительности, и безграничное развитие человеческого познания само есть отблеск бесконечной деятельности Вселенной.

Вместе с тем в мировоззрении Бруно, которое в основном является материалистическим, имеется и идеалистическая струя. Он говорит о существовании вечных идей, которые служат причиной вещей (ideae sunt causa rerum). Эти идеи существуют раньше вещей (ante res); сами вещи являются следами (vestigia) идей; понятия же нашего разума суть тени (umbrae) идей.

В сочинении Бруно «О тенях идей» («De umbris idearum») сильно чувствуется влияние неоплатонизма. Подобно Платону и Плотину, Бруно признает чувственный и интеллигибельный миры и считает прекрасное посредствующим звеном между ними. Бруно развивает основные идеи диалогов Платона «Мир» и «Федр», когда говорит, что идея отражается в явлениях чувственного мира и что чувственно прекрасный образ зажигает в душе человека философский эрос. В художественном творчестве преодолевается противоположность между чувственным и интеллигибельным.

Бруно говорит о тесной связи между философией, с одной стороны, и поэзией, музыкой и живописью – с другой. Красота в природе, по Бруно, есть отблеск «духовности» Чувственное и интеллигибельное, опыт и разум у Бруно противостоят друг другу как разнородные, внутренне не связанные области, и связь между ними у него мыслится лишь в эстетическом плане.

Деятельность мышления, по Бруно, заключается прежде всего и больше всего в анализе. Чувственный опыт дает смутное целое, и мышление прежде всего разлагает это смутное целое на его основные определенные моменты, и затем эти отдельные моменты снова приводит к единству, в котором они ясно познаются в их взаимном отношении. Подобно тому как каждый отдельный член тела может быть по-настоящему понят, только если мы рассматриваем его как определенную часть организма в целом, так и каждая частица Вселенной может быть вполне понята, если мы будем рассматривать ее не изолированно, а в ее связи и отношении ко всем остальным частям Вселенной и ко Вселенной в целом.

В этом отношении Бруно отчетливо высказывает диалектическое учение о всеобщей связи, взаимозависимости и взаимообусловленности вещей и явлений природы. Свое учение об анализе как основной функции мышления Бруно противопоставляет платоно-аристотелевскому учению, которое придает главное значение подведению менее общих понятий под более общие.

Возьмем для примера математическое понятие о круге. Простое чувственное восприятие не может дать нам этого понятия. Чтобы получить точное понятие о круге и быть в состоянии отличить его от всех иных фигур, мы должны прежде всего составить себе понятие о точке, затем представить себе движение по определенному закону бесконечного множества точек вокруг одной, являющейся их общим центром. Так наше мышление постигает в одной общей формуле бесчисленное множество всевозможных кругов.

Против платоно-аристотелевского учения Бруно выдвигает новое понимание задач науки. Они заключаются не в установлении вечных «форм», которые придают вещам материального мира их определенность, а в открытии законов природы. Законы, по которым природа совершает свой бег, представляют собой то «общее», которое является главным предметом научного знания. I