дарованного девушке Кольца Времени, что не придавали особого значения изменениям, происходящим с их подругой. Проще было считать, что Лиза ушла в себя и грустит из-за гибели Мэша. Это легче, чем узнавать, что у нее на душе, переживать, что у нее едет крыша из-за пробудившейся внутри Тьмы, еще и есть ежедневные тайные занятия с Михаилом ради приручения древнего меча.

Лиза снова не винила своих друзей за такую отстраненность по отношению к ней, как не винила в том, что по выходным они старались сбежать на весь день из коттеджа. То в ближайший город за продуктами, то на прогулку, то в кино, то в театр, то на каток и далее по списку. Она просто приняла этот как факт, который не может изменить, как бы ей не хотелось. А в сложившейся ситуации это было ей на руку, как и то, что Гадриэль не покидал Заставы, готовясь к обряду. Благодаря этому все выходные Лиза проводила в компании двух Михаилов. Одного бонума, второго меча. Но до сих пор не знала, кто же из них доставляет ей большую боль — опасный меч или лживый кустодиам.

Первые занятия у Лизы с Михаилом закончились так и не начавшись. Как только девушка попыталась призвать меч, древняя руна насильного призыва на правой ладони «активизировалась», и Лиза тут же упала в обморок от болевого шока. А молчаливый и преданный Михаилу лекарь вернул девушку в чувства и залечил истекающую кровью руку.

Лиза оказалась куда более упорной и куда более сильной, чем думал Михаил. На пятом занятии она впервые не упала в обморок сразу же после призыва. На восьмом, накачанная до отказа обезболивающими травами, смогла призвать лежащий в метре от нее меч, и он даже немного сдвинулся вперед. На двенадцатом уже дотащила артефакт до своей руки. На семнадцатом переместила в соседнюю комнату и удержала в течении одиннадцати секунд. А на двадцать третьем призвала меч в суперзащищенный Дом Стратеры, удержала в руках на протяжении одной минуты и четырех секунд и даже после этого не упала в обморок.

Именно на двадцать третьем занятии Михаил не удержался и захлопал в ладоши, а телефон Лизы самостоятельно включил песню группы Queen со словами «We are the champions my frieds», что ушедший в свои мысли глава бонумов даже не заметил и чему уже не удивилась девушка, с которой музыка с недавних пор «разговаривала».

Но сама Лиза, «отправив» меч обратно в Заставу, последовать примеру Михаилу и от радости похлопать в ладоши не могла. Для начала ей требовалось остановить кровотечение из одной из ладошек, потом нанести на раны специальную мазь, а затем сделать перевязку. И каждый раз, когда Лизе наносили мазь на покалеченную руку, она вздрагивала. Не от боли, а из-за запаха.

Запаха этой гадской мази, который возвращал ее в тот день, когда она наносила такую же на синяки Мэшера, полученные в драке с Гадриэлем. Тот день, когда они с Мэшем сломали разделяющую их стену. Тот день, когда она призналась ему в чувствах, лежа в его кровати. Тот день, после которого он после написал ей многообещающую записку, намекающую на настоящую семью. Тот день, после которого он исчез.

Лиза старалась не думать ни о том дне, ни об исчезновении любимого мужчины, ни о своих страхах, и уж тем более ни о том, что все давно считали Мэша мертвым. Но мазь призывала эти мысли так же, как она призвала древний меч. И за оба эти призыва Лизе приходилось платить болью. Болью физической и болью душевной.

Лизу держала на плаву только подаренная Гадриэлем вера. Вера в то, что Мэш может быть жив. Всего лишь «может быть», но оно было для Лизы ценней всего на свете. Она слепо верила в то, что на пресловутом финале обряда «Отай Жрети» не только снова увидит Мэша, но и спасет его от тресфасьема. Только желание спасти любимого, ведь другие точно не окажут ему такой чести, двигало Лизой. Она проходила через все мучения не ради Михаила, который не доверял ей настолько, что даже не позволял самой «активировать» метку на руке и призывать меч. Притянуть к себе древний артефакт девушка могла только с разрешения Михаила. Именно он «зажигал» древнюю руну на ее ладони, что и звала меч. Так что все это Лиза делала не ради кустодиамов и уж тем более не ради их главы.

Только ради Мэша она терпела невыносимую, адскую боль. Только ради Мэша она поднималась каждое утро с постели и шла на занятия с Михаилом. И только ради Мэша она смогла приручить меч. Она знала, что ему больше не на кого рассчитывать. У него было только она. Одна она. И она не собиралась его подвести, как и все остальные, потому ждала тот день, когда сможет убить загадочного тресфасьема.

Во время занятий Лиза старалась выведать у Михаила, кто же такой этот тресфасьем, но личности его глава бонумов девушке так и не раскрыл. Зато каждое занятие рассказывал обо всех зверствах, сотворенным им в качестве малума, предусмотрительно опуская рассказ о том, почему Тенакс стал мясником, и кто именно его таковым сотворил.

Вряд ли бы Лиза захотела убивать того, кто был игрушкой в руках Дарка и управлялся им с помощью заговоренного ошейника, после утраты любимой. Нет, доброго парня, потерявшего свою любимую, Лиза убивать бы не стала. Зато она очень хотела убить того «монстра», что рисовал ей Михаил. Монстра, убивающего без разбору малумов, бонумов (поддавшихся соблазну, что также забыл сказать Михаил) и даже детей (юных опасных упырей, что также было опущено). И случай покарать убийцу-тресфасьема, наконец, представился. На руинах древнего храма, ставшем ареной для финальной партии битвы за Время. Именно здесь Лизе предстояло показать все то, чему она научилась у двух Михаилов. Меча и бонума.

Поляну, на которой сохранились остатки древнего храма, где поклонялись языческим богам, укрыла темная беззвездная ночь. Парень, заранее провозгласивший этот день днем своего триумфа, перенес на нее всех участников обряда, а после накрыл куполом, запрещающим любые перемещения. Селена, как главный элемент предстоящего обряда, замерла в центре припорошенной снежком поляны. По бокам от нее стояли такие же обездвиженные наблюдатели, на плечи которых ложился снег. И если первому невозможность взять любимую за руку казалось невыносимой, то второму временная заморозка была на руку, только она удерживала его на ногах.

Избитый и измучанный, но все-таки живой Мэшер, также стал участником финальной части обряда «Отай Жрети».