– Много заплатил?

– Примерно половину положенного. – Валентина сидела перед Выговским – плотная, сильная, спокойная, в черном платье, с обилием золотых вещиц по всему телу. Так, видимо, было принято в арабской стране, в которой она прожила несколько лет с Фавазом.

– А вы не изменились, – сказал Выговский.

– Спасибо. Можете сказать, что я даже похорошела. Это тоже будет правда.

– Мне кажется, похудели?

– На три килограмма. В Ливане полнота женщины не считается недостатком. Скорее наоборот.

– Выпьете чаю? Кофе?

– Это весь выбор?

– Есть шампанское.

– На этом и остановимся. Шампанское я люблю.

– Я тоже.

Выговский прошел к холодильнику, замаскированному под дубовой панелью, и принес бутылку. Свинтил проволочки с пробки и поставил бутылку на стол, предоставив ей самой решать, когда выстрелить. И она выстрелила совершенно неожиданно, когда о ней почти забыли.

Валентина выпила свой стакан залпом, лишь чуть попридержав последний глоток во рту.

– Я тоже так пью, – сказал Выговский.

– Как?

– Залпом почти весь стакан... Кроме последнего глотка.

– Что вас смущает в моем предложении? – спросила Валентина. – Сумма или информация?

– Сумма меня не смущает. Я не уверен в надежности ваших сведений.

– Могу посоветовать только одно – рискните. Документы могу вам показать, лишь когда деньги будут у меня. Я ведь не зря упомянула Аннозачатовку... Здор нашел меня там. В случае обмана и вы меня сможете найти именно там. Я женщина слабая, одинокая, все состояние Фаваза осталось в Ливане и уже растащено его родственниками. Мне нужны деньги на жизнь. У меня ведь арапчонок подрастает. Я и о нем должна подумать. Хотите, арапчонка оставлю в залог?

– Вы и на это готовы?

– Я ничем не рискую. Я веду честную игру. Показать фотографию дома Мандрыки?

– Покажите.

Валентина щелкнула замочком сумки и вынула заранее приготовленный небольшой снимок. Выговский взял его, повернулся к свету, всмотрелся. Это был двухэтажный дом немецкого типа – серые оштукатуренные стены, тяжелая архитектура без каких бы то ни было украшательских попыток, большая лоджия на втором этаже, заросли свисающих розовых цветов. У дома высокие голубые ели, забор из грубых, крест-накрест скрепленных брусков темного цвета. Окна не слишком большие, с причудливыми занавесями. У дома стояла машина, похоже, «бээмвэшка», за рулем сидел Мандрыка и приветственно махал рукой.

– Германия?

– Да, – не задумываясь, ответила Валентина.

Странно, снимок убедил Выговского, хотя он понимал, что Мандрыка, снятый на фоне какого-то случайного дома, не может быть никаким доказательством.

– Я оставлю его себе?

– Конечно! – Валентина махнула рукой. – Для вас и принесла. Кстати... если возьмете лупу с хорошим увеличением, то сможете прочитать на табличке название улицы и номер дома. Я ничем не рискую – улицы с цветочными названиями есть в каждом занюханном немецком городишке.

– Да, я припоминаю... Фаваз как-то говорил, что у него дела в Германии... Как мне помнится, на севере Германии... Где-то в районе Гамбурга. В Гамбурге порт... Лес он предпочитает отправлять морем.

– У вас хорошая память, – сказала Валентина чуть обеспокоенно – Выговский, видимо, правильно вычислил район Германии.

– У меня вообще много достоинств... Еще шампанского?

– Охотно.

– За что выпьем?

– За вашу удачную поездку в Германию.

– А почему бы и нет! – весело сказал Выговский.

Маленький городок Гифорн, в который можно было попасть электричкой из Ганновера, понравился Выговскому с первого взгляда. Просто так побродить по улицам он не мог, мало ли какие случайности происходят в жизни – возьмет да и сведет его судьба с Мандрыкой. Тот, конечно, сразу все поймет, нырнет в толпу и вынырнет где-нибудь в джунглях Амазонки, в пригороде Сингапура или в том же Толедо. И тогда никто не поможет его найти. Поэтому Выговский поступил проще и надежнее – из Франкфурта в Ганновер он приехал скоростным поездом, взял напрокат почти новый «Мерседес» и, не торопясь, отправился в Гифорн. Машину он выбрал серенькую, с затемненными стеклами, как это и было принято в бандитских кругах Москвы и Новороссийска.

Чтобы попасть на улицу Голдрегенвег, Выговский долго ехал мимо соснового бора, который жители берегли и лелеяли с несвойственным для россиян усердием. Свернув налево, он неожиданно оказался прямо перед домом номер один. Если Валентина не заблуждалась, то именно здесь и проживал гражданин Мандрыка.

Выговский сразу узнал этот дом, именно он был изображен на фотографии, которую подарила ему Валентина в первую их встречу – голубые ели, низкий забор из брусков, сбитых крест-накрест, серый, мрачноватый цвет стен, лоджия с неувядающими круглый год розовыми цветами...

Замедлив скорость, Выговский проехал по улице, не останавливаясь, свернул налево, еще раз налево и наконец заглушил мотор у какого-то магазина. Машин здесь стояло много, и он мог спокойно обдумать свои действия. Мимо текла упорядоченная немецкая жизнь, бегали нарядные дети, их мамаши грузили в машины коробки с покупками, папаши с показной заботливостью помогали, и все казались тихими, какими-то присмиревшими, старательно показывая друг другу законопослушность и благопристойность.

Иногда Выговскому казалось, что все они чувствуют себя на сцене и ходят, улыбаются, расплачиваются не как живые люди, а как актеры, вынужденные проговаривать написанные для них тексты, совершать придуманные для них поступки. Во всем была какая-то искусственность, они играли немцев – честных и экономных. Впрочем, иногда бунтовали – к примеру, возьмут да и купят две-три бутылки пива, а то и раскошелятся на цветы для женщины, видя в этом дерзость, непокорность, не догадываясь даже, что и это милое такое, скромное нарушение порядка тоже предусмотрено и вложено в них, чтобы придать некоторое разнообразие жизни.

Глядя на чужую и какую-то ненастоящую жизнь, Выговский не переставал прикидывать – как бы получше подобраться к Мандрыке. Идти к нему домой? Но кто знает, какие средства защиты там понаставлены... Да и Мандрыка – человек достаточно благоразумный, открывать двери на каждый стук не будет, тем более что никаких гостей не ждет. Может, у него какая-нибудь кошмарная собака сидит, может, пара автоматчиков...

Нет, в дом идти нельзя.

Рынок? Вряд ли он сам ходит за продуктами. И в этом магазине его не бывает, да и не подступиться к нему в толчее.

Разглядывая размеренно-упорядоченную жизнь немцев, Выговский отметил про себя, отметил, не придав этому никакого значения, – по улице, по специально проложенной дорожке несколько раз проехали стайки велосипедистов в ярких майках. Проехали в одну сторону, через некоторое время пронеслись мимо магазина в противоположную сторону – молодые немцы с мощными ляжками накручивали километры. Велосипеды у них были легкие, почти невесомые. Казалось даже, что это не велосипеды, а нечто сверкающее, клубящееся спицами, бликами света поддерживает их в воздухе и несет, несет над дорогой...