Чистильщики отпрянули, охваченные еще большим страхом.

Двое отважных молодых людей осмотрели трупы и увидели, что форма на солдатах теплая и влажная и пахнет разложением и плесенью. Мертвые глаза были широко открыты, но вместо ужаса в них читалось успокоение и блаженство, словно в момент смерти они находились в религиозном экстазе. Кожа у всех умерших солдат была влажная, но фримены удивились еще больше чуть позже, когда вскрыли тела жертв, чтобы добыть влагу.

Легкие всех мертвецов были заполнены водой.

Фримены бросились бежать, тщательно завалив вход в заколдованную пещеру. Впоследствии это место стало сюжетом легенды, запрещавшей входить в проклятый туннель. Легенда эта потом передавалась из уст в уста от поколения к поколению.

Каким-то непостижимым образом все солдаты армии Атрейдеса, находившиеся в абсолютно сухой пещере, были утоплены…

Легенда Батлерианского Джихада

Космическая яхта Харконненов покинула семейное владение, промышленную планету Хагал, и, пересекая межзвездный залив, направилась к планете Салуса Секундус. Судно стремительно летело в пространстве в полной тишине, но в рубке кипели нешуточные страсти.

Суровый и непреклонный Ульф Харконнен пилотировал яхту, сосредоточившись на опасностях пространства и возможных неожиданных нападениях со стороны мыслящих машин. Правда, это не мешало ему одновременно поучать своего сына Пирса, двадцати одного года от роду. Жена Ульфа, Катарина, которая по нежности своего характера не заслуживала носить имя Харконнен, заявила, что ссора, по ее мнению, зашла уже слишком далеко.

— Вся эта ругань и крик не приведут ни к чему хорошему, Ульф.

Но пылавший гневом Харконнен-старший и не думал соглашаться.

Пирс, готовый взорваться, буквально дымился от злости; он не был создан для того, чтобы без колебаний перерезать противнику глотку, как следовало бы ожидать, помня о привычках этого благородного семейства, и отец напрасно тратил силы, пытаясь вбить в сына необузданную жестокость. Пирс понимал, что отец будет ругаться и унижать его всю дорогу. Старый грубиян никак не желал понять, что более гуманные методы, которые отстаивал сын, могут, в конечном итоге, оказаться более действенными, чем авторитарные жестокие подходы отца.

Мертвой хваткой сжимая рычаги управления, Ульф рычал на сына:

— Это мыслящие машины эффективны. Люди, особенно такой сброд, как наши хагальские рабы, только того и заслуживают, чтобы их использовали. Я не думаю, что эта истина когда-нибудь дойдет до твоих куриных мозгов. — Он злобно тряхнул своей крупной квадратной головой. — Иногда, Пирс, мне кажется, что надо было бы очистить наш генофонд и устранить тебя.

— Так отчего ты этого не делаешь? — вызывающе огрызнулся Пирс. Его отец верит только в силовые решения, на каждый вопрос он отвечает только в черных или белых тонах и считает, что унижение сына заставит его сделаться лучше.

— Я не могу этого сделать. Потому что твой брат Ксавьер слишком мал, чтобы стать наследником, поэтому единственный кандидат — это ты. Во всяком случае, сейчас, надеюсь, ты все же возьмешься за ум и осознаешь свою ответственность перед семьей. Ты аристократ и рожден повелевать, а не показывать рабочим, какой ты мягкий и хороший.

Катарина взмолилась:

— Ульф, ты можешь не соглашаться с теми нововведениями, которые внедрил на Хагале Пирс, но он, во всяком случае, обдумывал свои решения и хотел сделать как лучше.

— И пусть в это время семейство Харконненов обанкротится и все пойдет прахом, пока он будет умствовать и экспериментировать? — Ульф уставил толстый указательный палец в сына с таким выражением, словно это был пистолет. — Пирс, эти люди пользовались тобой, как хотели, и тебе просто повезло, что я вовремя прибыл, чтобы положить конец этому вредительству. Когда я выдам тебе подробные инструкции по поводу того, как надо вести дела, то я надеюсь, что ты начнешь снова носиться со своими «лучшими идеями».

— Неужели твой ум настолько окаменел, что ты не способен воспринимать что-то новое? — спросил Пирс.

— Твои инстинкты подгнили, а взгляд на природу человека пропитан невероятной наивностью. — Ульф снова тряхнул головой, едва не зарычав от чувства разочарования. — Он весь пошел в тебя, Катарина, и это главная беда.

Так же, как и у матери, у Пирса было узкое лицо, полные чувственные губы и мягкие черты… совершенно не похожие на обрамленное коротко стриженными седыми волосами грубое, словно вырубленное топором, лицо Ульфа. — Из тебя получился бы хороший поэт, но Харконнен ты отвратительный.

Это должно было прозвучать как унизительное оскорбление, но в душе Пирс был согласен с такой оценкой. Молодой человек всегда очень любил читать истории времен Старой Империи, времен, проникнутых декадансом и тоской по утраченному величию, времен, предшествовавших эпохе, когда мыслящие машины завоевали множество цивилизованных солнечных систем. Пирс хорошо бы вписался в те времена, став писателем, бардом.

— Я дал тебе возможность править, сын, надеясь, что смогу положиться на тебя. Но я получил ответ, — старший Харконнен сжал огромный мозолистый кулак, — все это путешествие оказалось пустой тратой времени.

Катарина погладила мужа по широкой спине, стараясь успокоить его.

— Ульф, мы пролетаем мимо Каладана. Ты говорил, что, может быть, мы остановимся там, обсудим возможности новых владений… участие в рыбном промысле.

Ульф опустил плечи.

— Хорошо, мы свернем на Каладан и посмотрим. — Он резко вскинул голову. — Но этот бесчестный сын останется здесь, запертый в спасательной каюте. Пусть скажет спасибо, что я не посажу его под арест. Гауптвахта находится, впрочем, недалеко. Он должен усвоить урок и серьезно отнестись к своей ответственности, иначе он никогда не станет настоящим Харконненом.

* * *

Пирс был в прескверном настроении, оказавшись в импровизированной камере с кремовыми стенами и серебристыми инструментальными столиками. Он выглянул в крохотный иллюминатор. Как он ненавидел эти споры с упрямым отцом. Жесткие устаревшие методы правления семьи Харконненов не всегда были наилучшими. Вместо того чтобы ужесточать условия жизни и подвергать людей наказаниям, не лучше ли было бы отнестись к рабочим с уважением?

Рабочие. Он помнил, как отец отреагировал, когда впервые услышал от Пирса это слово.

— В следующий раз ты вздумаешь назвать их наемными кадрами! Они рабы! — гремел старший Харконнен, стоя в кабинете надсмотрщика на каком-то хагальском предприятии. — У них нет и не может быть никаких прав!

— Но они заслуживают этих прав, — ответил Пирс. — Они же человеческие существа, а не машины.

Ульф едва сдержал закипевшую в нем ярость.

— Вероятно, мне следовало бить тебя, как меня бил мой отец, чтобы принудить к раскаянию и внушить чувство ответственности. Это не игрушки. Я отрешаю тебя от власти, мой мальчик. Идем на яхту.