Орлан вовсе не намеревался убираться прочь. На тополе, в ветвях которого прятался ворон, было его, орланово, гнездо, и сам хозяин сидел на его краю, озирая окрестности зорким и мрачным разбойничьим взором.

Белохвосту вообще сегодня не везло с добычей. Суслик, уже было намеченный в качестве ужина, успел вовремя забиться в свою вонючую сусличью нору, рыба из-за жары ушла глубоко в придонье, а осторожный заяц удрал в кусты буквально из-под носа. В другое время орлан не обратил бы на этого жалкого, невесть откуда взявшегося ворона никакого внимания, но сейчас появление его оказалось как нельзя более кстати: добыча, по совести говоря, была худосочная и неважная, но зато такая легкая…

Бедняга Гарх! Слишком поздно он, увлеченный своими мыслями, заметил упавшего с небес хищника, слишком устал и обессилел для того, чтобы соперничать с ним в ловкости и быстроте. Он успел — успел! — увернуться в последний момент, метнуться в сторону и вырваться из острых смертоносных когтей, но несчастное его, и без того больное крыло оказалось окончательно разорвано, растерзано и смято, как бумажная игрушка… С раздосадованным клекотом орлан взмыл в поднебесье, унося в когтях клочки пуха и чёрных перьев, а Гарх, потеряв равновесие, хрипло крича и кувыркаясь в воздухе, комом рухнул в серый речной поток, под сильный и ровный напор течения — и тёмные холодные воды реки тотчас безжалостно и равнодушно поглотили его.

27. Встреча

Вот так. И что дальше?

Гэндальф тяжело опустился на попавшееся на пути поваленное бревно.

Достал трубку и некоторое время сидел, держа её в руках, потирая пальцем полированный чубук, прежде чем вынуть кисет и начать набивать табак в чашу. Не то чтобы сейчас был подходящий момент тянуть время и предаваться неге и праздности, но волшебнику требовалось успокоиться, собраться с мыслями и унять дрожь в трясущихся пальцах.

Да. Он сделал все, что мог. Ему не в чем себя винить. Спорить с мальчишкой было бессмысленно. Пусть этот строптивый орк отныне идет, куда хочет. В Серые горы, в Удун, к лешему за пазуху, ищет там свой собственный путь, приключений, сородичей, балрога в ступе… Если ему повезет, то, возможно, он даже останется в живых. Если нет, то… да и назгул с ним! Какого лешего, с раздражением спрашивал себя Гэндальф, я должен с ним нянчиться, если он ни во грош не ставит ни меня, ни мои предостережения и советы? А Саруман… где он, тот Саруман? Если ему наплевать на своего воспитанника, почему не наплевать должно быть мне?

«Ку-ку?» — нерешительно спросила над головой мага кукушка. И тут же умолкла — вспорхнула и умчалась куда-то в глубину рощи. Волшебник проводил её рассеянным взглядом, провел ладонью по тёплой, шероховатой коре старой ветлы, на которой сидел. Глубоко и сердито затянулся в последний раз. Гнев его остывал, проходил, как болезненный приступ, рассеивался в воздухе вместе с табачным дымом, и на смену ему приходили тревога, усталость, неуютное осознание совершенной ошибки…

Сколько времени миновало, спросил он себя — вряд ли больше четверти часа. Наверно, сейчас еще не поздно пойти за Гэджем следом, догнать его, а потом… А что, собственно говоря, потом? Разговаривать с ним разговоры, видимо, бесполезно, остается только скрутить его в баранку и силой тащить за собой на восточный берег — для его же блага. Но ведь он этого не оценит… он и так полагает мага подлецом и предателем, ради пустой потехи отдавшим его на растерзание самодурам-эльфам, и к голосу разума решительно не желает прислушиваться. Затих в нем этот голос, потерялся где-то под пластами ярости и обиды, под пошатнувшейся (или уже рухнувшей?) верой в мудрого непогрешимого учителя. Ах ты ж, глупый мальчишка! Гэндальф раздраженно выколотил трубку о ствол дерева и сунул её за пояс. Поймет ведь свою ошибку и раскается в ней, несчастный звереныш, но будет уже поздно, поздно, поздно! Зайдет слишком далеко, слишком рьяно и слишком опрометчиво, чтобы можно было повернуть назад… Волшебник рывком поднялся. Ладно, решительно сказал он себе, хватит попусту стенать и рассиживать на пенечке, старый дурень… сейчас я соберусь с силами, пойду на восток, к устью реки Келебрант, сяду там в лодку, переправлюсь на другой берег и забуду об этом безмозглом орке, как о страшном сне…

И он торопливо пошел — только почему-то не на восток, а на запад, следом за Гэджем. Умные его ноги как-то сами решили, куда следует идти, как ни пытался волшебник их остановить, переубедить, развернуть назад…

Орк прошёл здесь — судя по примятой траве и сбитым верхушкам цветов. Шел и пинал шляпки попадающихся под ноги сыроежек, крушил розовые соцветия кипрея, продирался сквозь кусты, не разбирая дороги. Кипел от бешенства, размахивал палкой, пинками расшвыривал с дороги камни и сухие сучья. Потом, видимо, поостыл — сорванные верхушки метлицы перестали попадаться, да и след вышел на более высокое и сухое место, где не оставалось ни отпечатков на земле, ни примятой травы. Волшебник на секунду остановился и осмотрелся. Если этот проклятый урук не хочет, чтобы его нашли…

Он почти побежал, спотыкаясь, боясь потерять и без того едва заметный след окончательно, миновал небольшой ельник, спустился в овражек, по дну которого тек ручей. На берегу, на влажном песке остались отпечатки сапог — да, орк проходил здесь, а потом, перепрыгнув на другую сторону, принялся взбираться по противоположному склону. Гэндальф, найдя узкое местечко, тоже прыгнул через поток… но не слишком удачно, нога его попала не то в заброшенную лисью нору, не то в канавку, промытую дождями в склоне овражка, провалилась в неглубокую яму…

Что-то явственно хрустнуло в щиколотке — и волшебника пронзила такая яростная, такая острая и немыслимая боль, что на секунду мир вокруг потемнел. Гэндальф со стоном упал, выронил посох — и тот, скатившись по склону овражка, с плеском окунулся в ручей.

Да что за неудачный сегодня день!

Некоторое время волшебник приходил в себя.

Переведя дух, осторожно, превозмогая боль, освободил пойманную в ловушку ногу, опустился на землю и осмотрел пострадавшую щиколотку. Она выглядела как-то странно и непривычно, будто кочерга, вывернутая под причудливым углом, но, чтобы полностью оценить величину повреждений, надо было снять сапог… Что там — растяжение? Вывих? Перелом? Только этого не хватало! Гэндальфу теперь не только беглого орка — леший бы его побрал! — не догнать, но и к устью Келебрант до вечера не добраться… Остается только ковылять обратно к эльфам, на заставу к Фаундилу, и лечить