вторгшихся норманнов, Евстафий выступил в качестве переговорщика. «Тараторящие на непонятном языке и вопящие» иноземцы приводили его в ужас: он считал их «демонами», «никогда не ведавшими добра, потому что общество их было грубым и не позволяло им познать что-то прекрасное»{611}.

В его сочинении «О захвате города Салоники» – уникальный рассказ очевидца о жестокостях норманнов по пути к Константинополю. Они насиловали девушек, а больных закалывали прямо на больничных койках:

«Нас вели через полчища поднятых мечей, колыхавшихся, словно налитое кукурузное поле… взметнувшийся кинжал грозил вспороть кишки, и со всех сторон на нас угрожающе, целясь в грудь, смотрели копья… О, какое затем грянуло бедствие! Будто мало было того, что прежде я пробирался мимо дымящихся от свежей крови трупов, – теперь меня верхом вели мимо других наваленных грудами тел. Большая часть усеяла пространство перед городскими стенами – они лежали так плотно, что моей маленькой лошадке некуда было поставить копыто, она переступала передними и задними ногами через два-три тела разом»{612}.

В 1988 г. православная церковь канонизировала Евстафия. И пока что он – единственный из ученых, изучавших Гомера, кому удалось подняться до таких высот.

Однако Евстафий вел переговоры отнюдь не с позиции политической силы. Его альма-матер подвела его. В столице, в Константинополе, вели себя именно так, как желали того критиканы. Алексей I невольно навлек на город беду. В конце XI в., претворяя в жизнь свой план по восстановлению экономики, император пригласил в город западных купцов. Они обосновались в районе Золотого Рога. Венецианцы, которые помогли византийцам одолеть Гвискара, построили на берегу Золотого Рога, прямо против центра Константинополя, церковь, дома и склады – испокон веков тут было средоточие городской жизни, район, который в арабских и армянских источниках называли Стамбулом. Были в городе места, где селились пизанцы и генуэзцы.

Алексей понимал: чтобы защитить город от остального мира, надо впустить этот мир в город. И его тактика принесла результаты – Константинополь и вправду процветал. Один приезжий иудей писал о том, что «город очень шумный» из-за купцов, которые в него стекаются. Он видел «приезжающих морем и сухим путем», «со всех сторон: из Вавилонии, земли сеннаарской [Месопотамии], Мидии, Персии, всего Царства Египетского, земли ханаанской, Царства Русского, Венгрии, земли печенегов, Болгарии, Ломбардии и Испании»{613}. Живший в городе поэт Иоанн Цец отмечал: «Живущие в Константинополе не имеют ни общего языка, ни общей расы. Они говорят на смеси странных языков. Среди них критяне и турки, аланы, родосцы и хиосцы, отъявленное ворье»{614}.

Но Алексея сменили менее прозорливые правители. Венецианцы имели существенные привилегии, и не в последнюю очередь (к великой их выгоде) – в их руках оказался экспорт оливкового масла из Лаконии на юг Греции, а, кроме того, они были освобождены от 10-процентного налога, обычно взимаемого с торговцев. Вполне понятно, что местные жители возмущались. А в 1171 г. император Мануил I Комнин, вероятно, вспомнил старую горючую обиду: как в начале его правления, в 1149 г., во время совместного венецианско-византийского похода против Роджера II, короля Сицилии, на Корфу{615} венецианские моряки посмеялись над его императорскими регалиями. Он созвал войска и с большими человеческими жертвами силой изгнал венецианских купцов из города, отобрав весь их товар. Император потребовал, чтобы то же проделали во всех византийских провинциях – к великому огорчению венецианцев{616}.

Народ в Константинополе поддерживал такой шаг, однако Мануил так и не воспользовался царящими в то время антилатинскими настроениями. Он только раздражил жителей, женив своего сына, будущего Алексея II, на французской принцессе (Агнес, впоследствии назвавшейся Анной). Когда в 1180 г. Алексей, которому было всего восемь лет, взошел на трон, его нелюбимая народом мать Мария Антиохийская, «чужеземка» наполовину норманнского, наполовину французского происхождения, стала регентшей. Народ Константинополя, всегда открыто высказывавший свое мнение, возмутился, требуя возврата к «эллинизму».

Родственник императора Андроник почуял благоприятную возможность. К этому времени он был уже пожилым человеком с чрезвычайно бурным прошлым, где были грабежи, расхищения, побег из тюрьмы, тайное бракосочетание и всяческие придворные махинации. На волне народной поддержки он проскользнул в ворота города и стал новым правителем.

Распаленные hoi polloi («чернь», «быдло») Константинополя ринулись в «латинский» квартал, разграбили его и сожгли. В тот майский день там, где сегодня рыбаки громко зазывают в свои лавки, где рыбьи жабры зияют, словно кровавые анемоны, произошло множество зверских преступлений. Нападению подверглась больница военного ордена Святого Иоанна (госпитальеров): там убивали женщин и детей, не пощадили и лежащих на койках больных. Заезжему папскому легату, как рассказывают, отрубили голову и привязали ее к собачьему хвосту. Скрывшуюся во дворце регентшу Марию обвинили в измене, заперли в монастыре, а потом ночью утопили.

Андроник объявил себя вторым регентом. По его приказу Алексея II, которому уже исполнилось 14 лет, удушили тетивой от лука, а тело бросили в Босфор. Андроник же женился на тринадцатилетней невесте Алексея, хоть она и была на 50 лет младше него.

Андроник, похоже, был в некоторой степени безумным. Пытаясь доказать, что он принадлежит народу, он заказал себе огромный портрет: на стене одной из церквей города его изобразили в образе крестьянина с косой. Коса являла предупреждение врагам – Андроник якобы сказал своим сыновьям, что повергнет всех великанов, а им останется править лишь пигмеями. Верный своему слову и разгневанный тем, что они пытались помешать ему захватить власть, он посадил на кол множество жителей Никеи за пределами хрупких кирпичных стен этого города, которые стоят и по сей день. Он грозился «наброситься на своих родственников, словно лев на крупную добычу». Но через три года после начала развязанного им террора случился контрпереворот.

В 1185 г. устрашенные рассказами о зверствах норманнов в Салониках и прослышавшие о приближении к Константинополю их войск жители города восстали против тирана. Андроник пытался бежать, но коварные ветра Восточного Средиземноморья прибили его корабль к берегу. Императора схватили, посадили на верблюда и отвезли на ипподром, где и расправились с ним. Изувеченное тело Андроника подвесили на античную скульптуру (одну из тех, что с такими трудами собирали великие представители Византия), где и оставили. В конце концов труп сняли и перенесли в сад расположенного по соседству монастыря. Вот так бесславно закончились дни династии Комнинов!

Отныне жителям Константинополя присваивали новые