Раза два я видел Бриджит, которая входила и выходила из дома, и каждый раз мое сердце начинало биться чаще. Мне приходилось прилагать большие усилия, чтобы не вскочить и не помахать ей рукой. Темного я видел каждый день; рано утром он уезжал куда-то в город, а поздно вечером возвращался. Как правило, он пользовался «бронко», а Бриджит — джипом; если же они отправлялись куда-то вместе, то садились в «ягуар». В поездках Темного сопровождали два телохранителя; еще двое охранников оставались в доме. Время от времени охранники сменяли друг друга. Кроме охранников, в особняке было двое слуг: мужчина лет шестидесяти с небольшим и женщина примерно того же возраста.

То, что у Темного было всего четверо охранников, меня удивило, но не слишком. В конце концов, он не мог знать наверняка, что Боба и Лучика убил именно я, к тому же со времени их смерти прошло уже порядочно. Несомненно, Темный рассчитывал и на то, что его адрес мало кому известен, но главное, он был уверен, что в случае необходимости сможет сам за себя постоять. Он был крутым парнем, наш Темный; разве он не доказал это, более двадцати лет оставаясь одним из авторитетов криминального мира?

На то, чтобы получить представление о порядках в доме, мне понадобилось около трех суток. Еще трое суток я потратил, проверяя и уточняя результаты своих наблюдений. Двадцать третьего декабря я был готов действовать, но как раз в этот день Темный и Бриджит уехали куда-то на всю ночь и вернулись только утром. Близился рождественский сочельник, и это меня серьезно беспокоило. Не исключено, думал я, что в этот предпраздничный вечер они снова куда-нибудь отправятся, однако в час пополуночи «ягуар» все еще стоял на подъездной дорожке, и я понял, что они никуда не поедут.

Формально Рождество уже наступило.

Последние батарейки в плеере окончательно сели. За время своего дежурства я одолел примерно три четверти «Войны и мира» и начал наконец врубаться, о чем шла речь в этом великом романе. Жаль, что я не успел дослушать его до конца, потому что если бы все закончилось, как я хотел, то в ту же ночь мне предстояло вернуться к своему убежищу, разобрать палатку, уничтожить все следы своего пребывания там, а разные мелочи забрать с собой, чтобы выбросить где-нибудь подальше. Впрочем, выбрасывать кассеты и плеер было вовсе не обязательно. В конце концов, я мог дослушать «Войну и мир» и в самолете.

Все же мне казалось, что в час ночи еще слишком рано переходить к активным действиям. К счастью, в батарейках еще оставалось достаточно мощности, чтобы слушать встроенное в плеер радио. Осторожно крутя маленькое колесико, я настроился на волну классической музыки, чтобы успокоить нервы. Передавали девять бетховенских симфоний. Моих трех классов немецкого оказалось достаточно, чтобы после «Alle Menschen werden Bruder»[73]отключить плеер.

Пора.

Я убрал плеер и прислушался к безмолвию ночного леса.

Потом я снова взялся за бинокль, но в доме все было по-прежнему. На сегодня слуги получили выходной, поэтому кроме Темного и Бриджит в особняке оставались только четверо охранников: один патрулировал участок, остальных не было видно. Свет в окнах не горел, и я предположил, что Темный и Бриджит легли спать. Вероятно, спали и двое из трех остававшихся в доме охранников. Так обычно и делается — ночь делится пополам, и пока одна пара отдыхает, вторая стережет дом: один человек обходит его снаружи, а второй дежурит внутри с рацией. Таким образом, я мог надеяться, что мне придется иметь дело только с двумя бодрствующими охранниками. Всего с двумя, если только я не идиот. Впрочем, я был почти уверен, что угадал правильно. Сменное дежурство было самой естественной вещью. Итак, Темный и Бриджит ограничились только четырьмя охранниками. Им даже не пришло в голову завести собак! Похоже, сами напросились.

Я быстро натянул черный свитер, ботинки, тонкие перчатки и брюки от армейского комплекта обмундирования, потом рассовал по карманам заточку, моток липкой ленты и резак. «Глок» тоже был при мне, но я надеялся, что мне не придется пускать его в ход в самом начале операции.

Покинув свой наблюдательный пункт, я перебрался поближе к дому, откуда мне был хорошо виден обходящий участок охранник. Временной зазор мне оставался небольшой, так как в ночное время двое дежурных связывались друг с другом по рации каждые четверть часа, по крайней мере, на это предусмотрительности им хватало. Заметив шатавшегося по территории охранника, я обогнул взгорок и, следуя за ним, решил, что нападу на него сразу после очередной радиопроверки. Этого парня — охранника Б, я успел хорошо изучить и знал его привычки. Со своим напарником он связывался не слишком аккуратно, должно быть, потому что был сравнительно молод: минимальный промежуток между двумя сеансами связи составлял у него тринадцать минут и пятнадцать секунд, а максимальный — семнадцать минут и пятьдесят секунд.

Ночная темнота мне не мешала — к ней я уже привык. Вот охранник Б взял рацию и, вызвав напарника, сказал что-то насчет похолодания. Дав отбой, он пробормотал себе под нос что-то о «чертовском морозе».

Пока это происходило, я одним рывком достиг ограды. Она была примерно восьми футов высотой и утыкана поверху битым стеклом. Не страшно. Мне не понадобилась даже веревка. Подтянувшись, я перекинул тело через ограду и спрыгнул в мягкий снег с другой стороны.

В такой ситуации обычно задаешься вопросом: хватит ли решимости, не испытываешь ли колебаний? Могу честно сказать, что колебаний я не испытывал. Колебаться я мог перед тем, как убил Лучика, но не сейчас, не в тот день…

Не с Темным.

Приземлившись, я тотчас выпрямился, готовясь действовать, если б охранник меня услышал. Но нет, он вообще ничего не слышал. Радиопроверка только что закончилась, а это означало, что у меня в запасе чуть ли не семнадцать минут, прежде чем второй человек в доме почувствует неладное. Семнадцать минут — это уйма времени.

Охранник был одет в куртку с большим капюшоном, заглушавшим звуки и ограничивавшим поле его зрения примерно девяноста градусами непосредственно перед лицом. Шагая по заметенной снегом тропинке, он что-то бормотал. На руках у охранника были теплые вязаные перчатки — такие толстые, что быстро нажать на спусковой крючок револьвера, который он держал в руке, ему было бы затруднительно. Поверьте, я знаю, что говорю.

Охранник тем временем повернулся, лунный свет упал на его лицо, и я с удивлением узнал Дэвида Марли — одного из наших парней, с которым я, впрочем, в последний раз виделся давным-давно. С тех пор он заметно пополнел. Напевая себе под нос мелодию из «Контрабандиста», он отбивал ритм, постукивая себя рукояткой револьвера по бедру. Не заметив меня, Марли отвернулся, и я подкрался к нему сзади. Коротко размахнувшись, я всадил заточку ему в горло и одновременно, упершись коленом ему в поясницу, зажал его рот свободной рукой. Оставив заточку торчать в ране, я вынул револьвер из его ослабевших пальцев. Оружие было у меня в руках еще до того, как Марли осел в снег. Я упал сверху, придавив его всей тяжестью. Марли хрипел, но не шевелился — только кровь струйкой стекала из раны на снег.