я. – Если вы вступите со мной в бой, то ничего не добьетесь. Вы умрете бесславной смертью в недрах Барсума, а для чего, спрашивается? Чтобы защитить наследственного врага вашей нации Турида, датора перворожденных! А то, что вы умрете, если вздумаете противиться мне – этому порукой бесчисленные трупы великих барсумских воинов, павших от моего меча. Я – Джон Картер, принц Гелиума!

В первую минуту это имя, казалось, парализовало жрецов, а затем младший с громкими проклятиями кинулся на меня с обнаженным мечом.

Во время наших переговоров он стоял немного впереди своего товарища, и теперь Лакор схватил его за пояс и оттащил назад.

– Стой! – прогремел Лакор. – У нас еще будет время сразиться, если мы захотим это сделать. Конечно, каждый жрец на Барсуме жаждет пролить кровь богохульника и святотатца – и причин тому достаточно, но мы не дадим ненависти омрачить наши рассудки. Джон Картер собирается исполнить то, что мы сами за минуту до этого хотели сделать. Так пусть же он пойдет и убьет черного. Мы же останемся здесь и преградим ему путь обратно. Таким образом мы избавимся сразу от двух врагов и вместе с тем не нарушим приказа отца святых жрецов.

Пока он говорил, я заметил коварство в его глазах и, несмотря на видимую логичность его рассуждений, чувствовал, что словами он пытается прикрыть какие-то темные намерения. Второй жрец повернулся к нему, видимо, пораженный, но Лакор шепнул ему что-то на ухо, и он, кивнув головой, спокойно отошел в сторону.

– Иди, Джон Картер, – сказал Лакор. – Но знай, что если Турид тебя не уложит, то здесь будут ждать двое, которые сделают все, чтобы ты никогда больше не увидел света солнца. Иди!

Во время нашего разговора Вула ощетинился, рычал и терся об меня. Иногда он заглядывал мне в глаза и умоляюще выл, как бы прося позволения броситься на врагов. Он тоже чувствовал коварство, скрытое гладкой речью жреца.

В задней части комнаты было несколько дверей, и на одну из них, крайнюю справа, указал Лакор.

– Эта дорога ведет к Туриду, – сказал он.

Но, когда я подозвал Вулу, чтобы отправиться указанным путем, он завыл и не двинулся с места. Затем он быстро перебежал к первой двери налево, остановился и начал лаять, как бы приглашая меня следовать за ним.

Я пытливо взглянул на Лакора и сказал ему:

– Мой пес редко ошибается. Я, конечно, не сомневаюсь в твоей осведомленности, но все же, думаю, будет лучше, если я послушаюсь не тебя, а инстинкта моего пса, которым руководит преданность.

Я усмехнулся, чтобы он знал, что я не доверяю ему.

– Как хочешь, – ответил он, пожав плечами. – В конце концов, это то же самое!

Я повернулся и шагнул за Вулой в левый проход. Жрецы остались позади. Я чутко прислушивался, чтобы понять, не преследуют ли они меня, но все было тихо.

Коридор тускло освещался редкими радиолампами – самыми обычными для Барсума осветительными приборами. Лампочки, которые я видел, горели, быть может, в этих подземных проходах уже многие века; они расходовали минимальное количество энергии и не требовали никакого ухода.

Скоро нам стали попадаться поперечные коридоры, но Вула ни разу не колебался в выборе пути. Вдруг из одного бокового прохода до меня донесся звук. Мне сразу стало ясно, что это такое. Это был металлический звон – лязганье боевых доспехов. Он раздавался недалеко где-то справа от меня.

Вула тоже услышал его. Он остановился, ощетинился и обнажил свои блестящие клыки, растущие в три ряда. Я жестом приказал ему молчать, и мы неслышно отступили в другой боковой коридор.

Здесь мы замерли в ожидании. И вскоре увидели на полу главного коридора тени двух мужчин. Они двигались, по-видимому, очень осторожно: случайный звон, привлекший мое внимание, больше не повторялся.

Они появились, тихо ступая, из коридора напротив нас. Я ничуть не удивился, признав в них Лакора и его товарища. В правой руке каждого из них сверкнул хорошо отточенный меч.

– Неужели они уже опередили нас? – сказал Лакор.

– Может быть, животное повело его по неверному следу? – ответил другой. – Тот путь, по которому шли мы, гораздо короче – конечно, для того, кто его знает. Но для Джона Картера он был бы только короткой дорогой к смерти. Жалко, что он не пошел по нему, как ты ему советовал!

– Да, – сказал Лакор, – никакое умение драться не спасло бы его от вращающейся плиты! Он наверняка лежал бы теперь на дне колодца! Проклятый калот предостерег его от той дороги.

– Ничего! Он свое еще получит, – сказал товарищ Лакора. – Ему не так-то легко будет избежать остальных ловушек, даже если удастся спастись от наших мечей.

– Много бы я дал, чтобы увидеть, например, каким образом он выкрутится, если неожиданно залезет в комнату…

Я тоже много бы дал, чтобы узнать конец разговора и чтобы знать подробнее об опасностях, ожидающих меня впереди. Но тут вмешалась судьба: в эту минуту, самую неподходящую из всех минут, я чихнул.

3. Храм солнца

Теперь оставался только один выход – бой! На моей стороне не было никаких преимуществ. Надо же было так по-идиотски чихнуть! Когда я выскочил в коридор с мечом в руке, жрецы уже приготовились встретить меня.

Никто из нас не произнес ни слова. Да и к чему были слова?

Одно их появление здесь уже ясно говорило о предательстве. Было очевидно, что они хотели неожиданно напасть на меня и что я понял их тактику.

В ту же минуту закипел бой, и, хотя я ненавижу само слово «жрец», должен признать, что они отважные и сильные противники. Эти двое не были исключением.

Мною овладело, как всегда, радостное опьянение. Дважды спасся я от смертельного удара только благодаря особой быстроте и ловкости моих земных мускулов. Но все же в тот день, несмотря на все мое проворство, я был на волосок от смерти в этом мрачном коридоре, глубоко под поверхностью Барсума. Лакор сыграл со мной такую шутку, которой мне ни разу не приходилось видеть за всю свою боевую жизнь на обеих планетах.

Я бился в это время с другим жрецом и теснил его, нанося ему легкие раны, так что кровь сочилась у него из десятка порезов. Но он защищался прекрасно, я никак не мог выбрать момент для решающего удара. Вот тогда-то Лакор отстегнул свой пояс и, пока я был полностью поглощен борьбой с его товарищем, закинул один конец ремня вокруг моей левой лодыжки так, что она