— Госпожа, граф фон Мансфельд почтительнейше предан вам; так же как и я, он хотел видеть вас счастливой; он лишь согласился с моей точкой зрения, вот и все.

— И вы сказали ему, что я люблю моего кузена? Вы сказали это графу, несчастная?

— Да, ваше величество.

— И он знает, что принц здесь, у меня, один и в столь поздний час? Такой человек, как посол Империи, не станет поощрять безумств любви, у него другая цель — низкая интрига, он хочет погубить меня, говорю я вам! Возможно, он разгадал мои намерения! Что же теперь делать? Что делать?

— Я сейчас уйду, ваше величество, — сказал принц.

— Чтобы люди, сидящие в засаде у лестницы, а может быть, и сам король, увидели, как вы тайком выходите, и окончательно убедились, что вы были у меня? Нет, это не годится.

— Но если король вернется, ваше величество, если к вам войдут и обнаружат меня здесь!.. О! Мансфельд дорого заплатит мне…

— Умоляю вас, госпожа, не беспокойтесь, — прервала ее Берлепш. — Ничего ужасного для вас не произойдет, я уверена. Король ничего не знает и не узнает, он в Эскориале и пробудет там еще два дня. Гонец только что привез письмо его величества к кардиналу, и записку для вас: вот она. Вы знаете короля, никто не осмелится втянуть его в вероломную интригу, он не способен участвовать ни в чем подобном; король пишет вам, он задерживается, чтобы помолиться и оплакать покойную королеву; не в этом ли состоит его и ваша жизнь? И, наблюдая ее, разве я не могла подумать, что вам долго не выдержать и вы мечтаете, чтобы все изменилось.

Королева слушала ее рассеянно; она с нетерпением взяла в руки письмо короля, состоящее из двух строк, и, прочитав их, задумалась. Эти две строчки были сухими, безразличными: Карл сообщал, что не приедет на следующий день — и только. Сердце королевы сковало холодом, тем холодом, что исходил от человека, который никогда не сможет ответить на ее нежность, не подарит ей счастья. Она забыла об опасности, о бурном волнении, испытанном минуту назад, и думала только об этом письме. Так всегда происходит с теми, кто любит: все меркнет перед их любовью. Дармштадт вывел Анну из оцепенения.

— Ваше величество, — обратился он к ней, — каковы ваши приказания?

— Принц… кузен… я не знаю. Мы уже говорили с вами, вместе пытались разгадать смысл интриги, которой нас опутали. Госпожа фон Берлепш очень виновата, однако мотив ее поступка не так предосудителен, как действия, и я могу упрекнуть ее лишь в том, что она подсказала графу фон Мансфельду ложную и чудовищную мысль. Чтобы я, так любя короля, могла предпочесть ему кого-то другого, о нет!

— Ваше величество, неужели вы не простите меня? — снова взмолилась Берлепш, заливаясь слезами и целуя королеве руку.

— Простить тебя, Берлепш! Как же иначе? В Испании ты моя единственная подруга, и если я тебя потеряю, что мне останется?

— Ваше величество…

— Ах, да, дорогой кузен! Да, понимаю, вы считаете, что я не права, но я поступаю так, потому что страдаю… Поверьте, я уже не знаю, что говорю; опасности, которые меня окружают, нанесенное оскорбление стали мне вдруг безразличны, я ничего не ощущаю, кроме жестокой тоски.

В эту минуту принц понял, как он ошибался, убедившись воочию, что королева действительно страстно любит короля, он никогда бы не поверил этому, если бы не видел все своими глазами. Его надежды окончательно угасли. Он почувствовал, что эта юная беззащитная жертва нуждается в нем, поскольку оказалась во власти тех, кто хотел либо погубить ее, либо использовать в своих целях. И принц дал себе клятву посвятить королеве жизнь, быть для нее братом и другом, а свою вину, вызванную заблуждением, искупить искренним уважением к ней и неизменной преданностью. Принятое решение преобразило лицо принца, непоколебимая воля и участие отразились на нем одновременно, и это поразило королеву. Она вопросительно взглянула на Дармштадта.

— Располагайте мною, ваше величество, — произнес он, — я припадаю к вашим стопам. И чего бы вы ни пожелали, все будет сделано, даже если для этого потребуется моя жизнь!

— Благодарю вас, принц, то, чего я желаю, о чем прошу, не может дать мне никто, кроме Бога. Однако есть способ облегчить мои страдания, и я жду помощи от вас; мне хотелось поговорить с вами об этом сегодня, но теперь голова моя просто раскалывается и вряд ли я смогу сказать, чего хочу. Вам придется прийти снова.

— Слушаюсь, ваше величество.

— Приходите завтра; тем не менее сейчас я попрошу вас об одной услуге. Вокруг нас — сплошное коварство, придется и нам прибегнуть к хитрости. Завтра утром вы встретитесь с графом фон Мансфельдом: я уверена, первым человеком, кто появится у вас, будет он. Ничего не рассказывайте ему о том, что произошло, обманите его и сами заставьте его говорить, может быть, он прояснит нам, что скрывается за этой интригой. Тогда Бог будет на нашей стороне, и он придаст нам силы, чтобы победить врагов. Вы это сделаете, кузен?

— Клянусь вам, ваше величество.

— А теперь отправляйтесь к госпоже фон Берлепш, я поговорю с ней потом, объясню, как надо любить королеву и как ей служить. Вы покинете ее комнату, как только откроют двери. Вам нередко приходилось являться во дворец утром, чтобы справиться обо мне или передать моей гувернантке какое-нибудь послание из Германии; вы не переодеты в другой костюм, поэтому не прячьтесь. Идите, кузен, молитесь Богу и святым, чтобы они защитили нас; наши намерения чисты, ни одна грешная мысль не мелькнула и моей голове, и я всей душой полагаюсь на того, кто может все, делает все и знает все!

Принц ушел, г-жа фон Берлепш заперла его в дальней комнате своих покоев. Утром, когда она пришла открывать ему, глаза ее были красными и распухшими, как это бывает у тех, кто долго плакал. Берлепш только что рассталась с королевой и повторила принцу ее последнее наставление.

Все сошло гладко, как они и предполагали: принц вышел из дворца, не обратив на себя никакого внимания.

Около полудня граф фон Мансфельд явился к принцу Дармштадтскому; тот ждал его, изобразив на лице подобающее случаю выражение. Посол вошел к нему с видом человека, довольного собою, гордого своим успехом и ожидающего благодарности. Он с особой сердечностью поздоровался с принцем и сразу стал расспрашивать его, как прошла вчерашняя встреча.

— Вы, должно быть, весьма довольны, дорогой принц, поскольку вернулись очень поздно, или, скорее, очень рано.

— Вам известно?..

— Я сам видел, как вы выходили из дворца в девять часов утра. Впрочем, это было предусмотрительно, видно, вы прекрасно знаете, как ухаживать за женщинами.

— Вы видели меня?

— Видел, как вы вошли и как вышли. Помилуйте, разве я мог доверить такое дело кому-нибудь другому? В таком важном и секретном деле нужно все видеть и узнавать самому. Так как же все было?

— Как и ожидалось, как должно было быть.