Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну, а тем, кто любит Гитлера за те пакости, что он сделал евреям, напомним восточную мудрость «если крокодил съел твоего врага это не значит, что он твой друг».
Знаете, поклонники германского фашизма напоминают мне обычных совковских халявщиков. Взяли на халяву чужой брэнд, свастику, и думают, что стали страшными, как эсэсовцы.
Но тем самым они лишь продемонстрировали, что они не эсэсовцы, а обычные совки, не способные ни на что, кроме халявы.
Нам халява не нужна! У нас есть собственные символы. Вот они.
Кузнецов показал рукой назад, на знамена, развешанные за президиумом.
– И мы сделаем эти знаки страшными для врагов! Сами. Без помощи страшилок прошлого века!
Зал разразился аплодисментами.
– Ладно, господа. Пора заканчивать. Вам, наверное, все и так ясно. Мы, это мы. Любители свастики, любители совка, разные социалисты и коммунисты, любители государства и его моральной опоры, православной церкви – все это не наши соратники.
Мы ненавидим нынешний режим. Мы будем с ним бороться. И у нас есть шанс. Понимаете только шанс! А отнюдь не гарантия, победы. Но мы этот шанс все равно попытаемся использовать.
Сами. Без идиотов с красными знаменами, свастиками, православными крестами и прочими дурацкими символами.
Все. Перерыв. Наших в перерыв прошу перерегистрироваться. Остальных получить командировочные в администрации и покинуть наш съезд. Желательно, побыстрее.
Охрана будет пускать в зал только с вновь выданными карточками делегата.
Да, господа из СМИ. Продолжение съезда закрытое. Можете брать любые интервью в кулуарах. Но в зал вас больше не пустят. Потом будет небольшой фуршет для вас. Пресс-конференция завтра.
Все свободны.
В перерыве к Кузнецову подошла Тамара. Она была великолепна в строгом платье жемчужно-серого цвета. В ушах ее были серьги, сильно напоминающие те, фамильные с бриллиантами. И этим княжна хотела показать, что желает остаться на торжественную часть.
– Господин Кузнецов, не откажите в краткой беседе?
– К чему такие формальности, княжна? Ужасно рад тебя видеть, ваша светлость!
– Излишние формальности? Да у вас тут, Михалыч, смесь гестапо и ордена тамплиеров.
– Не надо преувеличивать. У нас просто порядок. Арийский. Но что ты хотела? Для тебя все, что угодно.
– Врешь, серый кардинал. Но я тебя поймаю на слове. Хочу присутствовать на вашем шабаше и дальше.
– А собственно, где ты сейчас и кто?
– А! Не хочешь держать слова!
– Нет, просто надо знать на кого выписывать соответствующую карточку особого гостя.
– Выписывай на княжну Полоцкую.
Кузнецов поднял руку. К нему тут же подошел один из стоявших чуть поодаль крепких молодых людей, одетых так же, как и он.
– Вызовите кого-нибудь из орготдела.
Адъютант отошел, и что-то сказал в рацию.
– Михалыч, не надо прикалываться. Выпиши на корреспондента Эй Би Си, госпожу Мыльникову.
– А, так ты теперь госпожа Мыльникова, да еще и корреспондент опальной в России компании? Поздравляю и с тем, и с другим.
– Спасибо.
– Кстати, почему ты все же продолжаешь работать? Ради интереса, или деньги уже кончились?
– В Штатах на такие вопросы не отвечают.
– А мы не в Штатах.
К Кузнецову подошла миловидная девушка. Одетая в изящный приталенный черный кожаный пиджачок, черную юбку и ослепительно белую блузку.
– Святослав Михайлович? – полу вопросительно сказала девушка.
– Выпишете особый гостевой пропуск этой госпоже. Мыльникова Тамара Петровна.
– Будет исполнено. Тамара Петровна, подойдите, пожалуйста вот к тому столику, как только освободитесь. Впрочем, если вы еще немного постоите здесь с профессором Кузнецовым, я принесу вам пропуск сама.
– Спасибо, не стоит. Я подойду к вам немного попозже. Хорошо?
– Как вам будет угодно, госпожа Мыльникова.
– Да ты тиран, поклонник свободы. Вон какие порядки завел, – со смесью иронии и восхищения произнесла княжна. – Кстати, замечу как женщина, ваша партийная униформа весьма эффектно смотрится. Но учти, она может не всем идти.
– Она пойдет всем нашим. А сейчас, извини княжна, труба зовет. Но я всегда рад тебя видеть. И если будет настроение, вечером к твоим услугам.
– Понимаю. Я найду тебя. Удачи.
– С нами Бог!
После перерыва Тамара оглядела зал. Она ожидала, что народу останется совсем немного. Но ошиблась. Осталось около половины. Даже чуть больше.
Президиум занял свои места. И председательствующий Булаев сказал:
– Я приветствую вас, соратники! Приветствую своих среди своих! Святослав Кузнецов, проведите перекличку!
Профессор подошел к трибуне. И вдруг в зале погас свет. Остались только прожектора, направленные на знамена и на трибуну, за которой стоял Святослав. Тамаре показалось, что очень тихо заиграла какая-то музыка. Очень тихо, на грани слухового восприятия. Но именно от этой музыки у нее пробежали мурашки по коже. Душу охватила смесь восторга и ужаса.
Откуда-то появились два атлетически сложенных соратника, одетых в «партийную униформу». Они стали под знаменами сзади стола президиума. В одном из них Тамара узнала Виталия.
Никто ничего пока не сказал. Но зал почему-то единодушно встал
А Кузнецов начал читать имена и фамилии. И после каждого имени, стоящие под знаменами, громко говорили: «Здесь».
У Тамары перехватило горло. Она вдруг осознала, что сначала шепотом, а потом все громче повторяет за Виталием и его напарником это «Здесь!». То же самое делали и стоявшие рядом с ней. Зал все громче и единодушнее в едином порыве выкрикивал: «Здесь! Здесь! Здесь!» после все новых и новых имен погибших в Сербии, Приднестровье, Абхазии, Осетии, в Белом доме, забитых полицаями, уничтоженных наемными убийцами.
– … Юрий Половцев… – донеслось до нее.
– Здесь! – что есть силы крикнула Тамара. И из глаз ее хлынули слезы.
– Ты сволочь, Михалыч – сказала Тамара. Они сидели в гостевой комнате новой штаб-квартиры Партии народной свободы. Княжна в вольной позе расположилась на дорогом полукруглом диване. Было поздно, но Тамаре очень хотелось поговорить со Святославом.
– Почему же это? – спросил Кузнецов спокойно, но с едва скрытым лукавством.
– Сам знаешь. Нельзя так нагло применять психотронику.
– Не знаю, право, что имеет в виду ваша светлость.
– Вот я и говорю, что ты сволочь. Мало того, ты очень доволен этим.
– Не скрою, милая княжна, доволен. Это война. А на войне все средства хороши.