— То есть вы были в курсе? Пусть не полностью?..

— Клянусь вам, я ничего не знал про убийства. Но после Джейка я засомневался… Я подумал, но решил, что нет, это невозможно. Или нет, я кое-что подозревал. Честное слово, не знаю даже, как это назвать. Мне казалось, что у него там что-то нечисто. Я бы ему помог. Я бы постарался. Но он всегда отмахивался от меня. Я же… я всегда старался держать дверь открытой… — По щекам Поупа катились слезы. — В отличие от него.

— Вряд ли вы ему поможете, мистер Поуп. Если кто и нуждается в помощи, так это ваша компания. Ваша мать приложила все усилия к ее созданию. И теперь все, что вы можете сделать, — это взять ее целиком в свои руки, исправить то, что требуется исправить.

— Но ему не нужны были деньги. Не нужны. Зачем он все это делал?

— Нужда здесь ни при чем. Скорее обыкновенная алчность. Извините, мистер Поуп, но я ничем не могу вам помочь. Идите домой, к семье. Это самое лучшее, что вы сейчас можете сделать.

— Да, но ведь вы наверняка захотите поговорить со мной.

— Не только я, но и федералы. Не сегодня.

— Ну, хорошо, хорошо, я пойду домой. Но, если он вдруг передумает, если согласится меня увидеть…

— Я сообщу вам об этом.

Поуп развернулся и, шаркая ногами, побрел по коридору.

— Жалкое зрелище, — заметил Рорк. Он стоял рядом с дверью. — Поуп по-прежнему верен чему-то, чего нет в природе, и главное, сам прекрасно это знает. И все равно продолжает тешить себя иллюзиями.

— Думаю, он их изживет. Его алчный, бесчестный сводный брат вскоре покинет Нью-Йорк, переместится далеко и надолго.

— Ну как, ты услышала от Фрая то, что хотела?

— Все, от начала и до конца, после того как он заговорил. По-моему, он слегка того. То ли ему часто попадало мячом по голове, то ли он такой от рождения. По словам его бывшего тренера, работать с ним было невозможно. Он не понимал правил, вечно нарушал их. За что его и выгнали из команды. Но черное и белое он различает. Фрай отдавал себе отчет в том, что делал. Более того, он гордится тем, как поступал в каждом конкретном случае, как обговаривал цену. Нет, чокнутым его не назвать, и даже умственно неполноценным. Просто он какой-то… пустой.

Рорк шагнул к ней и нежно прикоснулся губами к синяку под глазом.

— Давай-ка лучше приложим к твоему лицу лед.

— Мне не больно.

— Одну секундочку. — Рорк вытащил коммуникатор и что-то в него вбил. — Хочу показать тебе кое-что, о чем сейчас трубят на весь мир СМИ и Интернет.

С этими словами он повернул коммуникатор экраном к ней.

На экране Ева увидела себя с огромным синяком под глазом, что, впрочем, не мешало ей улыбаться, глядя на Рорка, чья рука, вся в ссадинах, прикасалась к ее щеке.

— Проклятье! Они это сняли? Они щелкали камерами, когда мы брали преступника?

— Знаешь, а мне этот снимок нравится.

Ева презрительно фыркнула, а потом присмотрелась к фотографии снова.

— Знаешь что? Ты прав. Это мы. И главное, я сама себе нравлюсь. Сделай для меня распечатку. Я повешу ее в рамочку над рабочим столом.

— В управлении?

— Нет, дома, — уточнила она. — Но это правда мы. Такие, как на самом деле. Ты и я. И я этим горжусь.

— Я тоже. Но лед не помешает.

— Твоей руке, кстати, тоже.

— Думаю, это можно сделать прямо в машине. Скажи только, куда ехать? Домой или на вечеринку?

Ева представила свой синяк. Черт, да и время уже позднее. Затем вспомнила картинку. Его и себя на ней.

Была не была, подумала она, а вслух сказала:

— На вечеринку!