Вдыхает воздух, но не дышит.

Столько напряжения внутри.

Изможденное и помятое существо в одежде, у которой вздыхают швы. Как Пенни больше не быть светловолосой, так и наш отец утратил прежнюю фигуру. Они были умиранием цвета и формы. Когда наблюдаешь, как умирает человек, видишь не только его исчезновение.

Но потом она вновь победила.

Как-то выкарабкалась и шагнула за больничный порог. Разумеется, сразу отправилась на работу, несмотря на смерть, что сидела у нее на плече.

Смерть больше не качалась на проводах.

Не жалась к холодильнику.

Но всегда была где-то рядом: в поезде, в автобусе, на тротуаре.

На обратном пути.

К ноябрю ее считали чудом.

Восемь месяцев – и всё жива.

Она еще две недели отлежала в больнице, и врачи ничего не обещали, но иногда они, остановившись возле нас, говорили:

– Не знаю, как ей это удается. Я никогда не видел ничего более…

– Если вы хотите сказать «агрессивного», – ответил отец и спокойно показал на Рори, – то я… видите того парня?

– Да.

– Ну, я ему скажу, чтобы он вас отлупил.

– Простите, что?

Доктор заметно встревожился, а Рори вдруг проснулся – отцовская фраза подействовала лучше нашатыря.

– Правда? – Он едва ли не потирал руки. – Можно?

– Уймись, я шучу.

Но идея Рори понравилась.

– Да ладно, док, больно только сначала.

– Вы, ребята, – сказал этот врач, – на всю голову двинутые.

Слева донесся смех Пенни.

Она засмеялась, потом сморщилась от боли.

– Может быть, поэтому, – сказала она врачу, – я еще барахтаюсь.

Счастливо-печальное существо в одеялах.

К ее возвращению мы украсили весь дом: серпантин, шары; Томми сделал плакат.

– Ты неправильно написал «добро пожаловать», – сказал Генри.

– А что?

– С одной «Л» надо.

Пенелопа не возражала.

Наш отец принес ее из машины на руках, и впервые она сама ему позволила, – и на следующее утро, прежде, чем первый свет проник в дом, мы все услышали: Пенни играла на пианино.

Всходило солнце, она играла, мы дрались, она играла. Играла, пока мы завтракали, и еще долго потом, и этой музыки никто из нас не знал. Может, в этом и была какая-то зря потраченная логика, например, что пока она играет, она не умирает, – но все мы знали, что смерть скоро вернется, перескакивая с провода на провод.

Не было смысла задергивать шторы или запирать двери.

Она была внутри, была снаружи и ждала.

Она жила у нас на крыльце.

Прибежав, Клэй увидел, что отец стоит рядом с мулом.

Майкл спросил, как у Клэя дела.

И сказал, что скучал, пока его не было.

– И ты не строил без меня?

– Нет.

Он потрепал мула, но опасливо.

– Этот мост могли бы строить тысячи людей, и со всего мира ехали бы смотреть… но все бы они знали, кому он принадлежит.

Он передал Клэю повод Ахиллеса.

– Только ты и можешь его закончить.

Клэй долго стоял на берегу.

Смотрел, как пасется Ахиллес.

Скоро их накроет вечер.

Его слишком занимала одна мысль, и сначала он не мог понять почему.

Наверное, он просто хотел поговорить с ним.

Легенда Пон-дю-Гара.

Когда-то во Франции, которая тогда еще и Францией не была – дело происходило в древнем мире, – текла река, которую никак не могли обуздать. Эта река в наши дни зовется Гардон.

Веками люди на ее берегах не могли достроить мост, а если достраивали, река его разрушала.

Однажды в город на берегу пришел дьявол и предложил его обитателям сделку. Он сказал:

– Я могу без труда построить вам мост! Я его построю за одну ночь!

А горожане, они почти плакали.

– Но!

Дьявол был страшно доволен.

– Первый, кто наутро пройдет по мосту, достанется мне в полную власть.

Горожане собрались на совет. Долго спорили и наконец порешили.

Они приняли предложение дьявола и всю ночь оторопело смотрели, как он вырезал камни из горных вершин и отовсюду, куда дотягивался. Он жонглировал каменными блоками, швырял их, ставя арки по две-три разом. Он выстроил мост и водовод и утром сел ждать платы.

Он выполнил свою часть сделки; честно выполнил обязательства.

Но люди на сей раз его перехитрили – они выпустили на мост зайца, и тот первым перешел через реку. Дьявол пришел в ярость: он схватил зайца и расшиб о камни моста.

Он с такой дикой силой швырнул его, что отпечаток зайца до сих пор виден над одним из сводов.

Майкл и Клэй Данбары стояли на берегу между Ахиллесом и рекой, один из них посмотрел на другого и заговорил:

– Пап?

Насекомые почти утихли.

Там все время случались такие кровавые закаты, и этот был первым для Ахиллеса. Мулу, разумеется, не было до него никакого дела, и он продолжал заниматься тем, для чего рожден: поле создано для поедания.

Но Майкл шагнул поближе и ждал.

Он не понимал, как теперь обращаться с Клэем, ведь тот слишком много пережил, – и тут произошел странный разговор:

– Помнишь, ты спросил, знаю ли я ее? Легенду о Пон-дю-Гаре?

– Конечно, но…

Клэй не дал ему ответить:

– Так вот, я бы не согласился.

– Не согласился бы на что?

Теперь Ахиллес тоже их слушал; он поднял взгляд от травы.

– Не стал бы заключать такую сделку – чтобы построить мост за ночь.

Уже стемнело, и довольно сильно, а Клэй продолжил:

– Но я бы выкупил их.

Он пожевал губы, снова открыл рот.

– Я бы спустился в ад, только бы они снова жили, – и мы могли бы оба, ты бы мог пойти со мной, по одному из нас за каждую. Я знаю, что они не в аду, знаю, знаю, но…

Он смолк, согнулся пополам, потом вновь заговорил:.

– Пап, ты должен мне помочь.

Темнота разрезала его надвое. Он бы умер, только бы вернуть их. Пенелопу, думал он, и Кэри. По самой меньшей мере он должен был им это.

– Надо сделать его безупречным, – сказал он. – Красивым надо сделать.