Луффо Нумаи, верность которого поколебалась в первые дни после убийства Джироламо, но стала еще крепче, когда он понял, что у братьев Орси нет военной поддержки, устроил для Катерины и ее семейства пышный пир. Он отчаянно пытался доказать, что достоин благосклонного внимания графини, поэтому угощал нас целую неделю, не отходя от Катерины и при каждой удобной возможности предлагая ей свои услуги. Графиня терпела его — Нумаи знал, о чем говорит и думает народ, — тогда как мне приходилось изобретать уловки, чтобы спасаться от его гнусных приставаний.

Что касается палаццо Риарио, Катерина наотрез отказалась возвращаться туда. Убийство мужа слишком сильно напоминало ей о кровавой кончине отца. Доходы от конфискованных поместий заговорщиков позволили моей госпоже устроить прекрасные апартаменты в самой высокой башне Равальдино, где она жила, ночевала и хранила самое ценное. Графиня вознамерилась больше не терять того, что имеет, и еще тверже решила никогда не подвергать себя и детей смертельной угрозе. Там, где это было возможно, окна открывались на панораму величественных Апеннин. Моя госпожа с большим удовольствием обставляла свои покои предметами, которые ничем не напоминали о Джироламо и потерянном Риме.

— В кои-то веки у меня действительно есть свое жилье, — сказала она мне.

— Настоящий парадиз, — пробормотала я.

В ее глазах загорелся веселый огонек, она улыбнулась и подтвердила:

— Точно, рай. Парадиз.

С того дня мы ни разу не именовали эти апартаменты иначе.

Прошло несколько относительно мирных лет. За это время Бьянка, дочь Катерины, превратилась в красивую юную женщину, Оттавиано и его младший брат Цезарь стали подростками. Когда ей того хотелось, графиня заводила любовников, но ни один из них не сумел по-настоящему завоевать ее сердце. Зато грязные слухи стремительно распространились по всей Романье. Лодовико Миланский писал ей суровые письма, в которых заявлял, что скандальное поведение Катерины не только позорит ее перед всеми, но и может привести к потере собственности, поскольку над ней имеется высший правитель, Папа.

Моя госпожа прочитала письмо, плюнула на него и швырнула на пол.

— Я все делаю втайне, тогда как мой дядя меняет любовниц, не скрываясь, прямо под носом у жены! — бушевала она. — Неужели Лодовико думает, что я меньше Сфорца, чем он? Если я женщина, то не могу любить того, кого хочу, хотя, как и он, рождена, чтобы править?

Отвечала она, конечно же, вежливо, уговаривала герцога не верить вздорным слухам и продолжала брать к себе в постель тех, кто ей нравился.

Год 1492-й принес печальные вести. В апреле скоропостижно скончался Лоренцо де Медичи, правитель Флоренции, ему было сорок три года, он страдал от ужасной подагры, которая искалечила тело и причиняла постоянную боль, в итоге ослабившую сердце и почки. Не такой печальной, но куда более значимой была смерть Папы Иннокентия VIII, который скончался в июле от какой-то таинственной болезни.

Последнее событие сильно обеспокоило Катерину, в чем она призналась только мне, поскольку больше никто не знал о ее истинных взаимоотношениях с кардиналом Борджа, который, без сомнения, упорно боролся за папский престол.

— Если он станет Папой… — сказала она одной тревожной ночью, когда вызвала меня, чтобы я спала в ее постели.

Мне не было нужды спрашивать, о ком она говорит.

— Если он станет Папой, то сделает со мной все, что ему будет угодно.

— Все это было так давно, мадонна, — ответила я с наигранной беззаботностью. — Он уже все позабыл, ему сейчас не меньше шестидесяти.

— Как жаль, что я не в Риме, — вздохнула она. Когда я изумленно ахнула, графиня пояснила: — Нет, я понимаю, что там творится настоящее безумие, пока не избран новый Папа. Просто я уже давно не получала писем от Джулиано делла Ровере.

— Он самый могущественный римский кардинал и на этот раз наверняка получит тиару, — с готовностью отозвалась я.

Катерина уставилась в потолок.

— Должен. Он такой же ловкий, как и Борджа, но при этом еще богаче.

— Что бы ни случилось, у тебя в Риме есть кардинал делла Ровере и твой дядя Асканио, который тоже имеет все шансы стать Папой, — заметила я.

Этого человека, младшего брата Галеаццо, сделали кардиналом и отправили в Рим, чтобы он мог шпионить в пользу Милана, а заодно и представлять его интересы.

— Может быть, никого из них не изберут, и нас снова ожидает сюрприз, — легкомысленно продолжала я.

При этих словах Катерина засмеялась.

— Возможно, ты права.

Одиннадцатого августа 1492 года Родриго Борджа был посажен на престол святого Петра и стал называться Александром VI. Джулиано делла Ровере получил двести тысяч дукатов от короля Франции и еще сотню из Генуи, но этих денег не хватило, чтобы переиграть испанского кардинала. Делла Ровере был в ярости и публично заявлял, что Борджа подкупил Асканио Сфорца четырьмя мулами, груженными серебром, другие кардиналы высказывались в том же духе, а сын Лоренцо, юный кардинал Джованни де Медичи, называл Родриго прожорливым волком.

Катерина была подавлена. Все мои уверения, что ее дядя Асканио, ставший советником Борджа, ее защитит, она пропускала мимо ушей. Несмотря на свои тревоги, графиня постаралась извлечь выгоду из нового положения кардинала Асканио Сфорца и договориться о том, чтобы ее второй сын, Чезаре, тоже пошел по духовной части и когда-нибудь отправился бы в Рим.

Избрание Борджа тревожило не одну только графиню. Лука, не находивший себе места со смерти своего господина, тоже был вне себя.

Однажды вечером, после ужина в Парадизе, я прямо спросила мужа, в чем причина его страданий. Он сложил руки на груди и отошел к окну, чтобы взглянуть на далекие Апеннины. Половина его лица оказалась в тени, из-за чего другая приобрела скульптурную четкость линий.

Лука немного подумал и спокойно ответил:

— Это же ты видишь будущее, а не я. Неужели ты не чувствуешь надвигающихся бед? Ходят слухи о вторжении французов в Италию, и Борджа воспользуется этим поводом, чтобы отправить в Романью папские войска. Он настоящий злодей, Дея, куда более гнусный, чем представляется тебе или графине. Меня не так просто смутить. Пусть незаконнорожденные дети живут с ним в Ватикане, а новая любовница моложе его почти на полвека. Однако…

Я подошла к Луке, желая рассеять его мрачные мысли, взяла за руку и поцеловала ладонь.

— Мы ничего не можем сделать, нам остается только ждать прихода зла. Когда оно явится, мы будем храбро противостоять ему. Ну а пока…

Он не сжал мою руку, как делал обычно. Ладонь мужа безжизненно замерла в моей.

— Но я все-таки кое-что могу, — заявил Лука.

— Что именно? — негромко рассмеялась я.

Лука даже не улыбнулся.

— Я не слишком распространялся о своих целях, но оказался в Риме, чтобы помогать Джироламо.