Эта мысль не помешала ему бороться до конца. Левой рукой глава всемогущего ордена откуда-то из складок мантии вытащил маленький пистолет с двумя коротко обрезанными стволами. Однако взвести курки уже не смог, — правая рука висела плетью. Змея все же укусила себя. Но не за ногу, а за руку…

Глувилл и не пытался спастись. Он намертво прирос к порогу. Лишь когда эпикифор совсем перестал дергаться, его верный секретарь, далеко огибая лежащее тело, подошел к камину. Швырнул в огонь и ордер, и перо, и свои перчатки. Потом выбросил в окно черный флакончик. После этого дребезжащим голосом крикнул:

— Караул! Помогите!

Выбежав из кабинета, завопил громче:

— Лекаря! Эй, быстрее — лекаря! Его люминесценцию плохо!!!

* * *

Переворот, который глава Святой Бубусиды готовил и долго, и старательно, начался помимо его воли и раньше времени. Из-за этого возник целый ком проблем, и этот ком стремительно разрастался.

Смерть великого сострадария произошла в момент неслыханного по дерзости нападения на Ситэ-Ройяль. Ни раньше, ни позже! Керсису Гомоякубо доложили, что базилевс-император пока не вполне пришел в себя, происходящее понимает еще меньше, чем обычно, однако уже рвет, мечет, требует крови. Неважно чьей, но — пренепременно и немедленно.

В столице империи царил хаос, начались грабежи, а дерзкая померанская эскадра, как бревно в глазу, все еще торчала посреди бухты и на виду у всего Ситэ-Ройяля методично уничтожала гребной флот Сетрана. Впрочем, самого адмирала на шлюпках не было: он не смог возглавить атаку по причине сломанной челюсти.

Требовалось твердо брать власть в свои руки и начинать наводить порядок, когда далеко не все супрематоры Санация были готовы безоговорочно голосовать за Керсиса. Многие являлись сторонниками де Умбрина, некоторые были сами не прочь занять кресло эпикифора, а других требовалось либо подкупить, либо запугать.

Под рукой Гомоякубо находились тысячи бубудусков, Санаций располагал всего лишь тремя сотнями Лучезарных. Увы, благоприятность этого соотношения ничего не значила: для любого сострадария, включая самого забубённого бубудуска, поднять руку на гвардию Санация — дело немыслимое. Лучезарные, напротив, могли поднять руку на кого угодно за исключением пресвятой особы эпикифора. Так что реальной возможности покорить Санаций силой не существовало. Тут требовались иные методы, а иные методы требовали иного времени.

Но и уличные беспорядки, и померанцы с их дальнобойной наглостью, и базилевс, и олух Сетран, и даже сам Санаций, — все это отходило на задний план по сравнению с главной, совершенно неожиданной проблемой.

Эта проблема оттеснила все. Эта проблема заключалась в том, что тело усопшего эпикифора Робера де Умбрина было невозможно представить Санацию. Потому что оное тело сверхестественным образом исчезло.

* * *

Глувилл клялся, что все сделано как надо. Прибежавшая на его вопли стража подтверждала, что видела великого сострадария, лежавшего на ковре без признаков жизни. Факт смерти не колеблясь установили сначала дежурный лекарь Сострадариума, а затем и срочно вызванный личный врач угасшего люминесценция. Тем не менее факт исчезновения тела тоже отрицать никто не мог.

Гомоякубо быстро установил, что после ухода обоих врачей у кабинета эпикифора была выставлена охрана и что внутрь никто не входил.

Это было сделано по его же, Керсиса Гомоякубо, строгому распоряжению. Бубудумзел желал лично убедиться в смерти своего бывшего шефа и стародавнего врага, а в результате оказался первым, кто обнаружил его отсутствие. Сюрприз-Собственно, в способе исчезновения покойника ничего загадочного не имелось. Опытные сыскари Керсиса в два счета простучали стены и нашли потайной ход. Ход вел на узкую винтовую лестницу, а затем — глубоко под землю, к системе канализационных галерей. Но дальше след, естественно, терялся.

Загадочным было другое. Кому требовалось похищать труп (или все-таки не труп?) великого сострадария? Зачем? Не имея ответы на эти вопросы, бубудумзел имел ответы на вопросы о возможностях, которыми обладали предполагаемые похититель или похитители.

Они были велики. И даже очень велики. Кто-то за срок чуть больше двух часов узнал о смерти де Умбрина. За этот же срок он (они) сумели проникнуть в Сострадариум, унести и спрятать тело. Такое могло быть под силу только могущественному, очень хорошо организованному сообществу. Тайному настолько, что даже глава Святой Бубусиды ничего о нем не слышал. Более того, и не подозревал, что таковое может существовать в стране, где все сферы жизни пронизаны тотальным доносительством, где разве что на самого себя пока не стучат.

Похищение казалось совершенно невероятным. К тому же, существовало и другое объяснение. Что, если эпикифор в очередной раз всех провел, светлейший?

— Хрюмо!

* * *

На пороге неслышно возник секретарь.

— Лекарей ко мне, этих самых. Обоих!

Эскулапов тут же доставили. Одного серее другого.

— По каким признакам вы установили смерть его люминесценция?

— От-отсутствие сердцебиений, — пролепетал первый.

— И дых-дыхания, — добавил второй.

— Реакцию зрачков на свет проверяли?

Лекари переглянулись.

— Прощехвосты, — прорычал бубудумзел. — Глаза были открыты?

— Глаза были открыты, — сказал дежурный лекарь Сострадариума.

Личный врач эпикифора отчаянно затряс обвислыми щеками.

— Нет, глаза были закрыты.

— Вот как?

— Совершенно точно. Но… зачем?

Догадливый оказался. Придется убирать, мимоходом подумал бубудумзел.

Впрочем, нет, рано. Пригодится еще для опознания тела эпикифора. Или того, кого ему прикажут считать эпикифором.

— Хрюмо!

— Да?

— Этих — в отдельные камеры. Все разговоры с ними запрещаю.

— Сострадариум горит, обрат бубудумзел. До подвалов пока не дошло, но…

— Что? Все еще горит?

— Так точно. Весь купол и северная сторона здания. Окайники дали несколько прицельных залпов. Произошло больше шестидесяти попаданий брандскугелями, а перекрытия деревянные. На чердаке — архив, сушилка для белья и многовековой хлам. Пожарные рукава обветшали, ведер не хватает. Ну, все как обычно.

Керсис махнул рукой.

— Тогда отправь их… Ну, в Призон-дю-Мар, что ли. Только охрану поставь нашу.

Хрюмо нерешительно кашлянул.

— Обрат бубудумзел! Ворота Призон-дю-Мар разбиты, тюремщики разбежались. Вряд ли порядок там наведут раньше, чем потушат Сострадариум. Быть может, лучше — прямо в Эписумус?

— О Пресветлый! Хорошо, пусть будет Эписумус. Только не беспокой меня больше пустяками.