«Дались тебе эти пирожные!»

«Просто я хороший стратег. И точно знаю, что предотвратить конфликт обычно легче, чем потом его улаживать. С нашим Курушем шутки плохи. Зачем тебе могущественный враг?»

И то верно.

Поэтому в Дом у Моста я пошёл пешком, сворачивая во все кондитерские на своём пути и скупая там сласти. Это была такая игра с самим собой: как будто у нас всё хорошо. И я просто иду в Дом у Моста, чтобы покормить буривуха и заодно выпить камры с Джуффином. А вовсе не решать судьбу Дворца Ста Чудес, у которого, по моим прикидкам, было совсем немного шансов уцелеть.

Больше всего на свете я хотел, чтобы меня переубедили.

Уже почти добравшись до улицы Медных Горшков, я послал зов Шурфу Лонли-Локли и сказал:

«Мне срочно нужна твоя голова».

«С телом или без?» — деловито спросил он.

«Тело не очень помешает. Так что ладно, приходи целиком».

«Куда?»

«В Дом у Моста, к Джуффину. Если можешь, конечно. Я, как ты знаешь, не самый великий мыслитель всех времён. Обычно это не очень мешает жить, но именно сегодня крайне досадно. Всё, что я могу сделать в сложившейся ситуации — заставить две самые светлые головы Соединённого Королевства работать на меня. Шантажируя, что в противном случае, я примусь мыслить сам. Со всеми вытекающими последствиями».

«Это действительно серьёзная угроза, — согласился Шурф. — Ладно. Подожди немного, придумаю что-нибудь».

Чем особенно прекрасен мой друг — в его устах слово «немного» означает, в самом худшем случае, несколько минут. Поэтому когда я вошёл в кабинет Джуффина, он уже был там.

Первым делом я водрузил на стол гостинцы для Куруша. Со этими грешными пирожными такая беда, что когда покупаешь в разных местах всего по две-три штуки, поначалу кажется, что их — всего ничего. И надо бы пополнить запас. И ещё не помешает. И ещё. А потом внезапно обнаруживаешь у себя в руках целую пирамиду свёртков, которую поди ещё донеси до места, не обрушив. Но делать нечего: идёшь, не дышишь, несёшь.

Зато избавившись наконец от этой сложносочинённой ноши, испытываешь ни с чем не сравнимое блаженство. Как будто все дела до конца года уже переделаны, и Мир на всякий случай превентивно спасён, и даже «Маятник вечности», который я безуспешно пытаюсь одолеть на протяжении всей своей жизни в Ехо — с перерывами на разнообразные катарсисы — уже прочитан, законспектирован и с облегчением забыт навсегда.

— Когда ты говорил, что тебе нужна моя голова, ты имел в виду, что ею придётся есть? — наконец спросил Шурф.

— Обойдёшься! Это Курушу.

— Досадно. Потому что пообедать я не успел. А об ужине даже мечтать было бы нелепо, ясно, что от этого события меня отделяет вечность.

— Не огорчайся, я с тобой поделюсь, — великодушно сказал буривух. — Мне одному столько и за три дня не склевать. Спасибо, Макс. Я очень рад, что тебя вылечили.

Он спорхнул на стол и теперь расхаживал среди свёртков, не в силах выбрать, с чего начать.

— Ты всё-таки удивительный мастер перегибать палку! — заметил Джуффин. — Правда, иногда это бывает кстати.

И, не дожидаясь разрешения Куруша, цапнул ближайшее к нему пирожное. То-то он так настойчиво о них вспоминал.

— Ты тоже можешь взять, какое захочешь, — сказал мне Куруш.

— Спасибо, друг. Но что-то мне пока совсем ничего не хочется.

— Что у тебя стряслось? — хором спросили Джуффин и Шурф.

Понятное единодушие. Нечасто на их памяти я отказывался чего-нибудь пожевать. Даже когда это, скажем, третий обед подряд. Или четвёртый ужин.

— Да чего только не стряслось, — вздохнул я. — Сейчас расскажу вам и, может быть, сам наконец хоть что-то пойму. Есть небольшая надежда.

— Да, устное изложение обычно помогает хотя бы отчасти систематизировать информацию, — согласился Шурф. — А письменное ещё эффективнее. Но этот метод, к сожалению, тебе не по душе.

Всё-таки в последнее время он стал на редкость гуманным. Ещё недавно попытался бы силой всучить мне одну из своих тетрадок, и поди отбрыкайся.

И я принялся излагать им все события, одно за другим, не переставая изумляться, как они уместились — не в день даже, в какие-то несчастные несколько часов? Но уместились, факт.

— Очень интересно, — резюмировал Джуффин после того, как я наконец умолк. — Но ещё интересней было бы узнать, какие выводы ты успел сделать?

— Вообще-то, я надеялся, что вы великодушно сделаете их за меня. Потому что голова у меня, конечно, хорошая: твёрдая, круглая, некоторые даже говорят, красивая. Но этим её достоинства, к сожалению, исчерпываются. Пока раскрытой можно считать только одну тайну: человека, который называет себя Пелле Дайорлой, зовут Нанка Вирайда. Тут всё сходится: и его оговорки, и нежелание поддерживать Безмолвную связь с женщиной, которая его опекала, и опасение быть узнанным — всё-таки в Ехо до сих пор живут люди, знавшие его подростком. Понятия не имею, зачем ему эта конспирация, но подозреваю, что друг его всё-таки погиб.

— Мальчишка из Ордена Водяной Вороны, беглец, да ещё и укравший общий Орденский секрет? К гадалке не ходи, так оно и было, — согласился Джуффин. — Такое даже никому из Старших Магистров и личных друзей Лойсо не сошло бы с рук, а уж послушнику… Причём, готов спорить, что обошлось без погони. В Ордене Водяной Вороны умели убивать на расстоянии — по крайней мере, слабых и неумелых колдунов. И это, кстати, объясняет, почему второй мальчишка уцелел. О нём они просто не знали.

— Уцелел и стал называть себя именем друга просто от отчаяния? Такая игра со всем Миром сразу: давайте притворимся, как будто погиб я, а не он?

— Видимо так, — пожал плечами Джуффин. — Люди по-разному справляются с горем. Кому-то, наверное, и такой способ хорош.

— Возможно, он хотел большего, — неожиданно вмешался Шурф. — Старое угуландское поверье гласит, что ни в коем случае нельзя даже в шутку называться именем умершего. Потому что тогда к тебе может прийти его призрак и спросить: «Зачем ты украл моё имя?» И потом не оставит в покое, будет вечно следом бродить, спать по ночам не даст, и всю родню распугает, останешься один. В наших краях всегда боялись призраков, не знаю уж почему. Но ясно, что когда речь идёт о погибшем друге, встреча с его призраком может показаться желанным событием. Любовь сильнее страха. Всегда.

— Ого! — присвистнул я. — Присвоить имя мертвеца, чтобы встретиться с его призраком? Действительно уважительная причина! Слушай, а это правило действительно работает? Но тогда, получается, вообще кого угодно можно призвать?

— На самом деле, это просто суеверие, типичное для невежественных угуландских фермеров, — пожал плечами Шурф. — С другой стороны, как и всякое суеверие, оно опирается на реальные случаи, когда призраки покойных действительно приходили к самозванцам, присвоившим их имена из корыстных или ещё каких-то соображений. Из этого разумно сделать следующий вывод: иногда примета действительно работает. Но никогда заранее не известно, повезёт тебе или нет — хотя бы потому, что призраками после смерти становятся далеко не все.