Еще час, слабея, Скэгг продолжал отчаянно сопротивляться. Человек не протянул бы так долго без доступа кислорода, но Скэгг не был человеком, он принадлежал к другому виду разумных существ.

Френк никуда не спешил. Сотни лет, в течение которых он, благодаря железному самоконтролю, адаптировался к условиям человеческого бытия, научили его безграничному терпению. Он обнимал Скэгга и через полчаса после того, как тот перестал подавать признаки жизни, напоминая муху, застывшую в куске янтаря.

А потом Френк вернул себе человеческий облик.

Карл Скэгг за несколько секунд до смерти тоже превратился в человека. И выглядел сейчас таким же трагичным и хрупким, как любой покойник.

Одевшись, Френк завернул тело Скэгга в брезент, который нашел в углу склада. Этот труп он не собирался отдавать в морг, потому что вскрытие показало бы людям, что среди них живут разумные существа иного вида. Он вынес мертвого трансформера из склада и под проливным дождем зашагал к "Шеви".

Уложил Скэгга в багажник, захлопнул крышку.

Еще до зари у подножия одного из заросших кустарником холмов, расположенных по периметру Лос-Анджелесского национального лесного заповедника, к северо-востоку от светящегося в ночи огромного города, он вырыл глубокую могилу и опустил тело Скэгга в землю. Засыпая могилу, плакал.

С импровизированного кладбища сразу поехал домой, в уютное пятикомнатное бунгало. Мерфи, ирландский сеттер, ждал его у двери, яростно виляя хвостом, всячески демонстрируя радость от долгожданной встречи. Сеусс, как и полагалась коту, особенно сиамскому, первое время держался особняком, но потом тоже подбежал, громко мурлыча, напоминая, что его надо погладить.

После столь утомительного вечера Френк не улегся в постель, поскольку сна ему не требовалось. Снял мокрую одежду, надел пижаму и халат, приготовил себе большую миску попкорна, открыл пиво и уселся на диван вместе с Сеуссом и Мерфи, чтобы посмотреть старый фильм, который видел уже раз двадцать, но всякий раз смотрел с удовольствием: "Эта прекрасная жизнь" с Джимми Стюартом и Донной Рид в главных ролях.

Все друзья Френка Шоу говорили, что он – Крепкий Орешек, но эти слова были лишь частью сказанного о нем. Они также говорили, что под твердой скорлупой скрывается нежное и доброе сердце.

Холодная зеленая вода скользила вдоль берега, пузырилась на гладких коричневых камнях, отражала склонившиеся над ней ивы. Марни сидела на травке, бросала в воду камешки, наблюдала, как круги расходятся по воде и меленькими волнами лижут илистый берег. Она думала о котятах. Этого года – не прошлого. Год назад родители сказали ей, что котята отправились на небеса. Весь приплод Пинки исчез на третий день после появления на свет.

Отец Марни так и сказал: "Бог забрал котят на небеса, чтобы они жили с ним".

Не то чтобы она засомневалась в словах отца. В конце концов, он сам был набожным человеком. Каждую неделю преподавал в воскресной школе и помогал священнику собирать пожертвования, а потом вносил все суммы в маленькую тетрадку с красным переплетом. И всегда читал проповедь в воскресенье мирянина[34]. А дома – каждый день Библию. Вчера она припозднилась, не успела к началу читки, и ее выпороли. «Пожалеешь розгу – испортишь ребенка», – частенько говаривал ее отец. Нет, она не сомневалась в словах отца, если уж кто-нибудь что-то знал о боге и котятах, так это он.

Но она продолжала удивляться. Почему бог взял именно ее четырех котят, если во всем мире котят этих тысячи тысяч? Почему бог показал себя таким эгоистом?

Собственно, о тех котятах, она давно уже не вспоминала. За последние двенадцать месяцев произошло слишком много событий. Она как раз собиралась в школу, и подготовка к первому учебному дню – покупка тетрадей, карандашей, ручек, учебников – затмила все остальное. Первые несколько недель ей было очень интересно, она познакомилась с мистером Алфавитом и мистером Цифры. А когда школа начала надоедать, пришло Рождество с подарками, зелеными, синими, красными и желтыми лампочками, с Санта-Клаусом на углу, которого пошатывало при ходьбе, и рождественской елкой в церкви. Тогда Марни еще очень захотелось пи-пи, но отец не пустил ее в туалет, пока не закончилась служба. К марту скука опять начала брать свое, но тут ее мать родила двойню. Марни удивлялась, какие же они маленькие и как медленно росли в последующие недели.

И вот вновь наступил июнь. Близнецам исполнилось по три месяца, они заметно прибавили в весе. Занятия в школе закончились, от Рождества Марни отделяла целая вечность. А потому, когда она подслушала, как отец говорил матери, что у Пинки скоро появятся котята, девочка страшно обрадовалась и сразу начала подготовку к этому событию. Набрала тряпок и ваты, которые могли понадобиться при рождении, нашла коробку, в которой намеревалась поселить котят.

При родах она не присутствовала, потому что родила Пинки ночью, в темном углу амбара. Так что стерилизованные тряпки и вата не потребовались, а вот коробка пришлась очень кстати. На этот раз котят было шесть, все серые с черными точками, будто кто-то накапал на них чернил.

Марни нравились котята, и она тревожилась из-за них. Что, если бог поступит с ними, как в прошлый раз?

– Что ты тут делаешь, Марни?

Она могла бы не оглядываться, и так знала, кто стоит у нее за спиной. Но оглянулась из уважения и увидела отца, который смотрел на нее сверху вниз, под мышками его поношенного синего комбинезона темнели полукружья пота, грязь заляпала бороду.

– Бросаю камни, – тихонько ответила девочка.

– В рыбу?

– Нет, сэр. Просто так.

– Ты помнишь, кого забросали камнями? – он покровительственно улыбнулся.

– Святого Стефана.

– Очень хорошо, – улыбка увяла. – Ужин готов.

* * *

Марни чинно сидела на стуле с вытертой обивкой, внимательно слушала, как отец читает им по старой семейной Библии в черном переплете, с помятыми и несколькими даже порванными страницами.

– Пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие, – отец захлопнул Библию, воздух в комнате чуть шевельнулся и застыл, вслушиваясь в тяжелую тишину. Паузу, которая длилась несколько минут, прервал отец:

– Какую часть какой книги мы читали, Марни?

– От Марка святое благовествование, глава десятая, – без запинки ответила девочка.

– Отлично, – похвалил ее отец, повернулся к жене. – Мэри, как насчет кофе для нас и стакана молока для Марни?

– Конечно, – мать поднялась и пошла на кухню. Отец сидел, разглядывая титульный лист святой книги, проводя пальцами по желтой бумаге, задерживаясь на тех местах, где кто-то из дядьев в стародавние времена пролил на титульный лист вино.