Но на самом деле не он ушел из армии, а его 26 марта уволили в запас, без права ношения военной формы, за «морально-бытовое разложение» (если за то, что вытворял Василий, увольнять, то СССР остался бы без армии! Помните фильм: «Анкор! Еще анкор!»?). А 28 апреля его арестовали, по версии той же Светланы, за то, что он совсем «потерял голову» — пил, поносил всех, общался с какими-то иностранцами. И тут же автоматически запускается версия, что арестовал его Берия. За что? А не любил! Ненавидел Сталина и ненавидел его сына. Как же так — целовал руку отца перед смертью, а после смерти уничтожал сына? А вот такой он, гад, двуличный…

…Сперва насторожил маленький фактик, приведенный Зеньковичем. Ссылаясь на «заслуживающие доверия источники» — а у этого въедливого исследователя они действительно заслуживают доверия! — он говорит, что друзья-летчики предупредили Василия о грядущем аресте. («Никто не знает, естественно, что думал в те мгновения Василий Сталин, но одна мысль пронеслась в его голове наверняка: «Дядя Лаврик, дядя Жора! Предали, мерзавцы!»[102]— такова реакция автора.) Василий привел в порядок свои бумаги, застрелил любимую овчарку и стал ждать. А наутро пришли «бугаи-чекисты»…

Но что-то зацепило меня в этом эпизоде, что-то здесь было не так… Откуда «друзья-летчики» могли знать о грядущем аресте Василия? Они что, имели друзей-собутыльников на Лубянке? Ой ли, ведь военные и чекисты сильно друг друга не любили, если не сказать ненавидели… А вот в военной прокуратуре у них собутыльники наверняка были. И, если арест планировало военное ведомство, которое имеет свою юстицию, тогда другое дело, тогда все сходится.

Кроме того, Зенькович пишет, что Василия Сталина реабилитировала Военная коллегия Верховного суда России по протесту Главной военной прокуратуры.[103]И вспомнился мне случай из детства, когда мы с подружкой тщетно пытались упросить военный патруль забрать вконец распоясавшегося соседа-алкоголика. «Военный? — спросили двух перепуганных девчонок патрульные. — Нет? Тогда мы не имеем права!» В этот момент я на всю жизнь поняла, что у армии своя юстиция. Конечно, если Василий был уже в отставке, то его вполне могло арестовать и МВД. Но простая логика говорит, что, коль скоро протест приносит военная прокуратура, значит, и арестован он был по представлению военной прокуратуры. Ведь его судили не только за «антисоветскую агитацию» — в то время, когда уже запущен «реабилитанс», это ненадежное обвинение, особенно когда судят убитого горем сына за высказывания по поводу похорон отца. Ему тут же пришили и злоупотребление служебным положением, и преступную халатность, и эти материалы, даже если арест проводило ведомство Берии, могли быть получены только с подачи военной прокуратуры. Что должно было делать МВД, получив их? А в самом деле, что должно делать МВД, получив такую информацию?

Но тогда при чем тут «дядя Лаврик» (Берия) и «дядя Жора» (Маленков)? Совсем другой человек вырисовывается за этим делом. Николай Александрович Булганин, нарком обороны. А за ним — друг и соратник Никита Сергеевич!

Василия Сталина судили, дали срок восемь лет. Почему не десять? Где-то в истории СССР уже встречался этот срок — восемь лет…

Про сына Хрущева Сергея известно всем. Про его старшего сына Леонида до последнего времени мало кто знал, и только когда началось время раскапывания секретов, о нем заговорили. Вроде бы Леонид погиб на фронте. Но, что странно, в своих мемуарах отец героя не отразил не только героической гибели, но и вообще факта существования старшего сына. Младший сын Хрущева Сергей позже рассказал, что Леонид начал войну в бомбардировочной авиации, воевал, был ранен в ногу, после ранения добился перевода в истребительную авиацию и в 1943 году погиб. Точнее, пропал без вести, поскольку из боевого вылета не вернулся. Командующий фронтом вроде бы предложил послать в район падения самолета поисковую группу, но Хрущев отказался — не надо, мол, рисковать другими жизнями.

Но, что странно, вскоре в Куйбышеве арестовали жену Леонида Любу — на свободу она вышла только в 1950-е годы. По утверждению Сергея Никитича, арестовали ее за сотрудничество с иностранной разведкой, «не то английской, не то шведской» — абсурд, мол, обычное беззаконие того времени. Их годовалую девочку Юлю старшие Хрущевы взяли к себе, и она стала считаться их дочкой, поскольку девочке будто бы не нравился статус внучки. После освобождения (и реабилитации!) матери Юли Хрущев совершенно не интересовался ее судьбой. Они случайно встретились где-то в конце 1960-х, на каком-то семейном вечере, Хрущев сухо сказал ей: «Здравствуй, Люба!» — и на этом все их общение закончилось. Ой, что-то тут нечисто!

Есть в этом деле еще один свидетель — Молотов. В беседах с Феликсом Чуевым он говорил, и не один раз говорил, беседы Чуева составлены из многих встреч:

«Сталин сына его не хотел помиловать, Хрущев лично ненавидел Сталина…».

«У него сын был вроде изменника. Это тоже о нем говорит..».

«Озлобление на Сталина за то, что его сын попал в такое положение, что его расстреляли фактически. После такого озлобления он на все идет, только бы запачкать имя Сталина.

— Никита от сына отказался, да?

— Да».

Молотов врет? Ой, едва ли, на протяжении сотен страниц он производит впечатление честного человека, даже порой во вред собственной репутации… Так что же получается — у Хрущева были личные счеты со Сталиным, который не хотел помиловать его сына-изменника, так что сына расстреляли? Увязывается с этим и странная «посадка» хрущевской невестки — не за шпионаж, а как «ЧСИР» (член семьи изменника Родины)[104], понятно и то, что внучку Хрущевы не просто взяли на воспитание, но и удочерили. Все связывается. Но что такое вышло с Леонидом?

Зенькович честно собрал все свидетельства — от тех, кому можно доверять, до сказок «возлевождиста» Красикова. Действительно, сын Хрущева Леонид, гражданский летчик, с началом войны пошел на фронт, в бомбардировочную авиацию. Хорошо воевал, получил серьезное ранение в ногу, лечился в Куйбышеве. Степан Микоян, сын Анастаса, который был там его приятелем, рассказывал своему сыну (с ним и беседовал Зенькович), что Леонид Хрущев имел знакомого на ликеро-водочном заводе — со всеми вытекающими оттуда последствиями. Ребята очень хорошо в Куйбышеве веселились. Микоян вскоре уехал, а потом от общего знакомого узнал, что Хрущев по пьянке убил человека. Какой-то морской офицер подначил его на спор стрелять по бутылке, которую поставил на собственную голову. Со второго выстрела «Вильгельм Телль» попал ниже цели. Его судили и дали восемь лет с отбытием на фронте, и дальше судьба Леонида неясна. Вроде бы его направили в истребительную авиацию, и он вскоре пропал без вести, о чем даже есть свидетельства воевавших с ним товарищей.