- Возможно.

- Что-то случилось?

- Что у меня может случиться? Дожди идут, поэтому нос целый.

- Я не про нос. Егор, мне две недели и два дня осталось.

- Какая малость! – буркнул он.

- Можно подумать, что скучаешь только ты!

- Это ты торчишь там!

- Я работаю. Ты, кажется, тоже работаешь? Ты же поэтому не поехал со мной? Или есть еще какие-то причины?

- И какие же?

- Да то, что тебе надоело! Надоело, я понимаю, что угодно может надоесть!

Но я не навязываюсь. Хочешь вести свое шоу – пожалуйста. Твое право. Я не лезу. А меня по дырам носит. Можно подумать, это для тебя открытие!

- Не открытие! – рявкнул Егор. – Открытие в том, что тебе твои дыры важнее меня!

- Вообще-то из-за тебя я поездку, на которую нужно минимум три месяца, сократила до одного!

- Возвращайся домой.

- Вернусь. Через две недели и два дня, - и снова ее упрямые темные глаза, нахмуренный лоб, пушистая челка – сейчас упавшая на лицо. Даже обгоревший нос – и тот упрямился.

- Ясно. А ты права, что угодно может надоесть.

Ее взгляд вспыхнул – сердито, отчаянно. На мгновение могло показаться, что она вот-вот долбанет его чем-нибудь. Но Росомаха была на другом конце света. И все, что она могла, это отрубить скайп, не попрощавшись.

Кстати о…

Он

Мантра дня:

Что угодно может надоесть.

Надоесть может что угодно.

Вывод 1:

И кто угодно тоже.

Вывод 2:

Когда этот кто угодно надоедает – уезжают в долбаную Африку.

Ночь прошла увлекательно – в чтении статей о Сомали, экстремальном туризме, миссии Красного креста и спокойном для беженцев Босасо.

За окном светало, когда Егор громко хлопнул крышкой ноутбука и отправился на кухню варить кофе. Самостоятельно.

Вопросы следующего дня:

А что дальше?

Для них дальше что?

Единственное решение следующего дня:

Он не хочет терять их отношения, и не будет, и ей не позволит.

К вечеру из всех бумаг – просмотренных, подписанных, составленных – порадовали лишь распечатанные электронные билеты.

Огнями аэропорта рассеивалась темнота, когда Лукин глотнул из фляжки и уставился в иллюминатор, начиная обратный отсчет времени до встречи с

Русланой.

Она

Мантра дня:

Что угодно может надоесть.

Совершенно что угодно.

Вывод 1:

Какой нахрен океан, когда может надоесть?!

Вывод 2:

Кстати, океаны тоже надоедают.

- Я уезжаю, - выпалила она, едва Лёха продрал глаза в шесть часов утра по киевскому времени. И в семь по сомалийскому.

- Ну так-то мы все уезжаем. Сегодня отснимем порт и уезжаем в ночь.

- Я прямо сейчас. Хамди машину нашел. Я домой, Лёш.

- Какой домой?!

- В Киев. Мне до Могадишо чалить дохрена… заберешь мои шмотки из

Кисмайо? Доки и деньги есть, по дороге не заблужусь!

А дорогой – мантра, мантра, мантра. Все двадцать часов до Могадишо – мантра. Философия жизни изменилась. Внезапно.

Вопрос восьми часов перелета:

Что дальше?

Что он хочет дальше? А она?

После их бурного недообъяснения – что может быть дальше? После того, как она сдуру от эмоций отрубилась, – может ли быть дальше? О чем думала? Опять позволила эмоциям взять верх. Плавали – знаем. Все уже было. Шило в заднице всегда ею управляло, а человеку, с которым она полтора года прожила, – не позволила.

Дура!

Единственное решение восьми часов перелета:

Он ей нужен. Он нужен ей.

Из иллюминатора на нее смотрело ее собственное отражение – изможденное, сонное отражение человека, не спавшего пару суток.

Но она не могла спать. Сон не шел. Ее ждал аэропорт имени Ататюрка. А оттуда – первым попавшимся рейсом в Киев. Домой. Домой – к нему.

Потому что он тоже ждал. Должен был ждать!

Он

Который час Лукин торчал в аэропорту, с бешенством наблюдая в третий раз изменяющуюся цифру рядом с надписью Delayed. Глушил кофе, выпив, кажется, уже два ведра, и что-то мрачно жевал, не чувствуя вкуса.

Теперь Егор почти знал, где искать Руслану. Замзам, единственный контакт, который она ему оставила, назвал адрес дома – даже не гостиницы, дома!

– где она поселилась. Не знал он того, вернулась она из своего чертового

Босасо или нет… или вернется, пока он, наконец, долетит до чертового

Могадишо и доберется до чертового Кисмайо.

Снова взглянул на табло. Пока цифра оставалась прежней. Посмотрел на часы – минутная стрелка сдвинулась на четыре деления.

Бесит!

Она

Бесит!

До красных точек перед глазами бесит.

Рюкзак за плечами, толпа выходивших людей, плохой английский соседки в самолете, которая не понимала, куда идти. Значит, по Сомали на сафари рассекать – ей нормально. А до багажного отделения добраться – проблема.

Очередь. Чертова очередь!

И забивавшая все на свете глухая ночь за окном, в которой она то ли потерялась, то ли пробиралась через тысячи километров, чувствуя только, как толкает в спину желание добраться скорее.

Поскорее не выходило. Следующий рейс до Киева через несколько часов.

Бесит!

И единственное – единственное вообще – что она могла сделать, чтобы быть хоть немного ближе, чтобы чувствовать себя хоть капельку ближе, это набрать его номер, надеясь, что он возьмет трубку, несмотря на ее вспышку. Потому что если не пустит обратно… если не пустит… куда ей от него?

Они

Телефон завибрировал в кармане деловито и нагло. Лукин, продолжая чертыхаться, достал трубку. Отвечать он не собирался. Бесят!

Но не ответить на этот звонок означало, что он зря сейчас сидит где-то в европейской части Стамбула, гипнотизируя надпись Delayed на табло отправлений. Надпись, состоящую их нескольких десятков диодов, которые бесили его вот уже который час подряд.

- Привет! – принял он вызов, пока мысль вслед за глазами металась по табло, толпе, часам…