— Не будь такой дурой, — только и смогла шепнуть Маше подруга.

Маша взглянула на господина Зорина.

— Если бы, скажем, речь зашла о командировке, — как бы между прочим поинтересовался тот, — когда бы ты могла выехать?

На этот раз она бежала на Кавказ не от одиночества и безысходной тоски. На этот раз она спешила к любимому.

— Да когда угодно, — сказала она. — Завтра, сегодня, сейчас.

— Я думаю, что Рита поможет тебе своими связями в службе безопасности добраться к месту назначения кратчайшим путем. Не так ли, Рита?

Маша умоляюще посмотрела на подругу, и та молча кивнула.

Немного позже, когда они сидели в квартире на Патриарших и пили чай, Рита спросила:

— Ты уверена, что он будет рад твоему приезду?

— Одобрит он это вряд ли, но то, что будет рад, уверена!

— По крайней мере, в мирных переговорах у него появится личный интерес, — проворчала Рита.

Маша вылетела на Кавказ, так и не дождавшись звонка Волка. Она надеялась, что, пока она будет в дороге, ему успеют передать и он встретит ее в аэропорту.

Уже в самолете у нее появились дурные предчувствия. Ее попутчиком оказался мрачный штабист, у которого она во время своих прошлых командировок несколько раз безуспешно пыталась выудить самую невинную информацию.

Заметив, что она упорно бросает в его сторону кроткие взгляды, он вынужден был поздороваться.

— Что, — проворчал он, — опять на приключения потянуло?

— А разве что-то случилось? — немедленно поинтересовалась Маша.

Штабист неопределенно пожал плечами.

— Хотите банан? — дружески спросила она, протягивая ему гроздь своих любимых диетических плодов.

Слегка оторопев, он машинально отломил один банан и принялся сосредоточенно его ошкуривать. Маша, со своей стороны, не проявляла никакой навязчивости.

— Ас чего это вы взяли, что что-то случилось? — не выдержав, проговорил он.

— Я же журналистка. У меня нюх на происшествия. К тому же мне уже кое-что известно, — многозначительно сказала она. — Так что можете быть со мной откровенны. У вас на лице написано, что вам есть что мне сказать.

— Благодарю вас, — сказал он, имея в виду банан.

— Уверяю вас, мир не перевернется и вас не разжалуют, если вы мне об этом расскажете! — не отставала Маша.

Он нахмурился.

— Большой беды не будет, — продолжала она. — Я ведь интересуюсь этим не из простого любопытства!

— Я ничего не могу вам сказать, — твердо ответил штабист. — И не обязан.

— Конечно, не обязаны, — смиренно кивнула Маша.

Однако выражение его лица внушило ей большое беспокойство.

— Если уж на то пошло, то мы и сами еще ничего точно не знаем.

Она ощутила легкую тошноту.

— Это так серьезно? — спросила она, даже не имея малейшего представления, о чем спрашивает.

— Больше действительно ничего не могу вам сказать. Пожалуйста, не спрашивайте.

В этот момент самолет провалился в воздушную яму, а когда вышел из нее, Маше пришлось прибегнуть к гигиеническому пакету. Потом она вышла, чтобы ополоснуть лицо, а когда вернулась на свое место штабист на соседнем кресле сидел с закрытыми глазами и делал вид, что спит.

Затем обнаружился и дополнительный повод для беспокойства. Последние полчаса полета их сопровождали сразу три истребителя, это указывало на то, что были приняты особые меры безопасности.

Наконец самолет произвел посадку на военном аэродроме, и, подхватив спортивную сумку, Маша двинулась к выходу.

Она с облегчением вдохнула свежего воздуха, окинула взглядом знакомый ландшафт и легко сбежала по лесенке на бетонную полосу.

Опытным взглядом она заприметила, что и в самом аэропорту поприбавилось охраны.

Ей не терпелось поскорее увидеть своего полковника и разузнать, насколько существенно осложнилась обстановка.

Но Волка нигде не было видно.

Она уже полезла в сумку за документами, чтобы в числе немногочисленных штатских лиц пройти соответствующую проверку. Однако в следующую секунду заметила, что к самолету подъезжает открытый «газик», в котором находились администратор Татьяна и майор Василий, а за рулем сидел мальчик-водитель, обычно возивший Волка.

Когда они подъехали ближе и Маша разглядела лицо Татьяны, ее заплаканные глаза и увидела, как виновато отворачивается от нее майор, ей захотелось немедленно забраться обратно в самолет и улететь на край света — только бы ни о чем не знать.

Чувство жесточайшей несправедливости обожгло Машу. Ее мама не смогла пережить, когда отец собрал чемодан и ушел к другой женщине. Так неужто у нее хватит сил пережить…

Слезы потекли сами собой.

— Мы пытались до тебя дозвониться, — воскликнула Татьяна, обняв Машу.

Мальчик-водитель робко взял у нее из рук сумку и понес в машину.

— Что бы вы мне ни сказали, все равно я вам не поверю! — яростно крикнула Маша.

Однако она позволила Татьяне и Василию взять ее под руки и усадить в машину.

Едва они выехали за пределы аэродрома, майор велел водителю остановиться у блок-поста, чтобы дождаться идущую следом воинскую колонну и присоединиться к ней.

Придорожная листва была покрыта серой пылью. Над полем, воинственно накренившись, пролетели боевые вертолеты. Крупнокалиберный пулемет принялся наугад прочесывать длинными очередями далекие холмы. Потом воцарилась тишина.

— Полковник и я находились в одной отдаленной части, — начал майор. — Среди бела дня в часть пришло сообщение, что в нескольких километрах подорвался на мине и сожжен какой-то автомобиль…

Он хотел взять Машу за руку, но та его оттолкнула. Еще недавно, в самолете, она так упорно допрашивала штабиста, а теперь не хотела ничего слышать.

— Я отсыпался после бессонной ночи в палатке, — виновато продолжал майор, — а полковник как раз находился в отъезде. Всего часом раньше он отправился в соседний поселок, чтобы переговорить со старейшинами. Меня разбудили и рассказали о полученной радиограмме. Судя по всему, это была машина полковника…

Майор все-таки взял ее за руку и крепко ее сжал.

— Вы его отпустили одного? — прошептала Маша.

— Я же сказал, что в это время я был в палатке, — в отчаянии проговорил майор. — Он уехал, даже не взяв с собой водителя! — Он похлопал по плечу молодого солдата, сидевшего за рулем. — Это был мирный, очень мирный поселок! Накануне они добровольно сдали гору оружия. У полковника там были кунаки, а с местным муллой они вместе составляли обращение к полевым командирам…