— Эти воины оказались куда более опасными, чем мы предполагали, — задыхаясь, сказала она. — Мы не знаем, какую магию применил Гальбаторикс. О ней даже Дю Врангр Гата ничего не известно. Там слышали только какие-то невнятные слухи; примерно такие же слухи собрали, впрочем, и заклинатели Оррина. — Восстановив дыхание, Арья тут же принялась обследовать раны и порезы на теле Сапфиры.

Прежде чем Эрагон успел задать еще какие-то вопросы, со стороны поля битвы донеслись громкие крики, группа воинов вынырнула из гущи схватки, и Эрагон услышал, как король Оррин кричит:

— Назад, назад! Все назад! Лучники, держите оборону, черт бы вас всех побрал! Ни шагу назад! Он у нас в руках!

Сапфиру явно одолевали те же мысли, что и Эрагона. И она, подобрав под себя лапы, перепрыгнула через кольцо окружавших ее всадников — настолько перепугав при этом коней, что несчастные животные с громким ржанием бросились врассыпную, — и двинулась через усыпанное мертвыми телами поле на звук голоса короля Оррина, небрежно отшвыривая в стороны людей и ургалов, точно разгребая траву на лугу. Эльфы поспешили за нею, стараясь не отставать и держа мечи и луки наготове.

Оррин верхом на жеребце находился во главе плотно сомкнувшего свои ряды конного отряда; кавалеристы не сводили глаз с одиноко бредущего человека, которому до них оставалось шагов двадцать. Лицо короля побагровело от напряжения и гнева, глаза дико сверкали, доспехи были забрызганы грязью и кровью — он явно и сам участвовал в бою и был ранен то ли в подмышку, то ли в бок. Из правого бедра у него торчат обломок копья в несколько дюймов длиной. Когда он заметил приближавшуюся Сапфиру, на лице его отразилось явное облегчение.

— Ах, как хорошо, что вы здесь! — негромко воскликнул он, когда Сапфира остановилась рядом с его жеребцом. — Вы нам сейчас оба очень нужны! — Один из лучников выдвинулся на несколько дюймов вперед, и Оррин тут же взмахнул мечом и заорал: — Назад! Каждому, кто сойдет с места, я сам голову отрублю! Клянусь короной Ангварда! — И Оррин снова уставился на того одинокого воина.

Эрагон тоже внимательно посмотрел на него. Это был человек среднего роста, с ярко-красным родимым пятном на шее и темно-каштановыми волосами, придавленными шлемом и торчавшими из-под него нелепыми колючками. Щит у него был разнесен вдребезги. Меч согнут и сломан, так что лезвие стало короче, по крайней мере, дюймов на шесть. Кольчуга воина была перепачкана речным илом. Из рубленой раны в боку струилась кровь. Из правой ступни торчала стрела с белым оперением, точно кто-то хотел пришпилить его ногу к земле. Но в то же время из горла несчастного вырывался жуткий, какой-то клокочущий смех, который становился то громче, то слабее, подчиняясь какому-то кошмарному ритму, и казалось, что человек этот от ужаса вот-вот сорвется на пронзительный визг.

— Эй, ты кто? — крикнул ему король Оррин. Но воин не ответил, и Оррин, сердито сплюнув, снова потребовал: — Отвечай! Не то я натравлю на тебя своих заклинателей! Человек ты или зверь? А может, злокозненный демон? В какой грязной яме Гальбаторикс отыскал тебя и твоих собратьев? Или, может, ты родственник его раззакам?

Последний вопрос Оррина подействовал на Эрагона. точно с размаху воткнутая в тело игла; он резко выпрямился, чувствуя, что все его чувства напряжены до предела.

Смех ненадолго прекратился, и странный воин заговорил:

— Человек… Я — человек.

— Не знал я, что бывают такие люди!

— Я всего лишь хотел обеспечить будущее своей семьи. Это что, тоже тебе совсем не знакомо, сурданин?

— Давай-ка без загадок, змея подколодная! Рассказывай, как ты стал таким, да говори все как на духу, иначе я прикажу залить тебе в глотку расплавленный свинец. Вот тогда и посмотрим, будет ли тебе по-прежнему так уж смешно.

Но, несмотря на угрозы, странный кудахчущий смех тут же возобновился и даже стал несколько громче. Потом воин с трудом выговорил:

— Ты не можешь причинить мне боль, сурданин. Никто этого не может. Наш великий правитель сделал нас нечувствительными к боли. И теперь наши семьи будут жить в достатке и благополучии до конца дней своих. Ты можешь спрятаться от нас, но мы никогда не перестанем тебя преследовать, хотя обычные люди на нашем месте давно уже начали бы падать от изнеможения. Ты можешь сколько угодно сражаться с нами, но мы не перестанем убивать вас, пока наши руки будут способны взмахнуть мечом. Ты не можешь даже сдаться нам в плен, ибо пленных мы не берем. Так что тебе остается только умереть, и тогда мир восстановится на нашей земле.

С жуткой гримасой воин ухватил за древко стрелу, торчавшую у него из ноги, и выдернул ее, с кошмарным треском разрывая собственную плоть и сухожилия. Стряхнув с острия отвратительные алые сгустки, воин вложил эту стрелу в лук и выстрелил ею в одного из лучников, ранив его в руку. Смех безумца стал еще громче, и он ринулся вперед, волоча раненую ногу и размахивая своим сломанным мечом.

— Пристрелите его! — крикнул Оррин.

Запели тетивы луков, точно плохо настроенные лютни, и в тело безумного воина вонзилось сразу несколько стрел. Две из них, пробив его кольчугу, застряли в кожаных доспехах, остальные насквозь пронзили грудную клетку и теперь торчали из спины. Смех воина превратился в невнятное бульканье, поскольку легкие его заполнялись кровью, но он продолжал идти вперед, оставляя на траве алые пятна крови. Лучники выстрелили снова; теперь стрелы торчали у воина из плеч, рук и подмышек, но он не останавливался. Еще один залп — и тут воин наконец споткнулся и упал. Одна из стрел раздробила ему левую коленную чашечку, остальные прямо-таки изрешетили бедра, а еще одна стрела угодила в шею, по самое оперение войдя в центр того заметного красного родимого пятна, так что острие ее теперь торчало сзади. Из раны фонтаном била кровь, однако воин и не думал умирать. Идти он теперь не мог и пополз, волоча свое оружие по земле, но по-прежнему ухмыляясь и хихикая, точно весь мир вокруг был для него всего лишь мерзкой шуткой и лишь он один был способен оценить эту шутку по достоинству.

Холодок пробежал у Эрагона по спине при виде столь жуткой сцены.

Король Оррин смачно выругался, и в голосе его Эрагону послышались истерические нотки. Спрыгнув с жеребца на землю, Оррин швырнул в грязь свои меч и щит и потребовал у ближайшего ургала: — Дай мне твой топор!

Ургал явно был ошеломлен; его серая кожа приобрела трупный оттенок; некоторое время рогач колебался, но потом все же отдал Оррину свое боевое оружие. Король, хромая, подошел к хихикавшему воину, обеими руками поднял тяжеленный топор и одним ударом отсек ему голову.

Хихиканье прекратилось, но глаза воина еще несколько мгновений вращались, а губы двигались. Наконец все стихло, и Оррин, подняв отрубленную голову за волосы, чтобы все могли ее видеть, громогласно заявил:

— Значит, их все-таки можно убить! Немедленно передайте всем: единственный способ остановить этих чудовищ — это отрубить им голову. Отрубить, или размозжить ее дубинкой, или с близкого расстояния попасть им в глаз стрелой… Грейтуф, ты где? — Крепкий кавалерист средних лет выдвинулся вперед вместе с конем. — Надень эту голову на шест у северных ворот. И все их головы потом наденьте на шесты! Пусть это будет нашим посланием Гальбаториксу! Пусть он знает, что мы разгадали его мерзкий трюк, что мы его не боимся, и, несмотря ни на что, победа будет за нами! — Оррин вернулся к своему коню, отдал ургалу топор и поднял с земли свой меч.