В своей книге «Антисемитизм и еврей» Сартр справедливо замечает, что роль ненависти в антисемитизме легко переоценить: «Антисемитизм — это не просто торжество ненависти, потому что он доставляет и положительные удовольствия. [Антисемит мыслит так:] рассматривая еврея как низшее и пагубное существо, я тем самым подтверждаю, что сам принадлежу к элите. Эта элита, в противоположность той, которая сложилась в новые времена благодаря службе или труду, очень напоминает потомственную аристократию. Я ничего не должен делать для того, чтобы заслужить свое превосходство, и я не могу утратить его. Оно дано раз и навсегда»[872]. То же самое превосходство мы встречаем в душевно здоровом по отношению к душевнобольному. Как только советник президента опорочен как гомосексуалист или Эзра Паунд— как сумасшедший, самый последний из «нормальных» людей ощущает свое превосходство над ними. В самом деле, люди, опороченные таким образом посредством унизительных церемоний современной психиатрии, уподобляются мертвым: выжившие собираются на кладбище и тайно поздравляют друг друга с тем, что они еще живы, в то время как с их бедным неудачливым «другом» уже покончено.

Для настоящего антисемита хорошего еврея быть не может. «Еврей, — жестко замечает Сартр, — волен творить зло, но не добро. У него ровно столько свободной воли, сколько требуется, чтобы принять всю ответственность за преступления, которые он якобы совершил, однако ее недостаточно для того, чтобы надеяться на исправление»[873]. Для сознательного работника системы душевного здоровья не может существовать ни душевной болезни, полезной для пациента или для общества, ни Душевнобольного, способного самостоятельно меняться. Этим оправдывается унижение всех индивидов, объявленных душевнобольными, и навязывание властями лечения любому из них (вне зависимости от того, существует такое «лечение» или нет).

Одна из функций козла отпущения — помочь Праведному человеку (так Сартр называет индивида, которого мы могли бы назвать Нормальным человеком) уйти от рассмотрения проблемы добра и зла. «Если все, что он [антисемит] должен сделать, — пишет Сартр, — это устранить зло, это означает, что Добро уже дано ему. Ему не нужно отчаянно искать его, изобретать его, терпеливо исследовать его, если оно обнаружено, доказывать его справедливость, проверять его, следя за последствиями, и, наконец, ему не нужно уже брать на себя ответственность за нравственный выбор, который он сделал»[874]. Так и для работника душевного здоровья: все, что он должен сделать, — превратить зависимого в бывшего зависимого, гомосексуалиста — в гетеросексуального, возбужденного — в умиротворенного, и тогда наступит Общество Добра.

Поскольку антисемит воюет со злом, его личная доброта и доброта общества, за которое он сражается, не подлежит сомнению. Это позволяет ему использовать самые постыдные методы, заранее оправданные высокой целью, к которой он стремится. Антисемит «умывает руки в отбросах, — пишет Сартр[875]. — Институциональный психиатр, обращающийся с принудительно госпитализированными пациентами, сходным образом занят делом, добродетельность которого настолько самоочевидна, что оправдывает самые подлые средства. Он обманывает, принуждает, лишает своих жертв свободы, загоняет их препаратами в ступор и разрушает их ткани мозга электрошоком. Уменьшает ли это доброту его работы? Ни в коей мере. Он сражается со злом.

Эта борьба со злом, помимо прочего, помогает сплотить борцов в спаянную, гармоничную группу. Так все одинокие и неумелые люди, ведущие бестолковую жизнь, могут добиться признания, — повторив со страстным рвением несколько раз утверждение о том, что евреи вредят стране... снискав теплое отношение всего общества. В этом смысле в антисемитизме сохранилось что-то от человеческих жертвоприношений»[876].

Сегодня в США антисемитизм не поможет добиться теплого отношения общества, зато провозглашение с серьезным видом лозунгов вроде «Душевная болезнь — национальная проблема номер один» или «Душевная болезнь — такая же болезнь, как и любая другая» сделает это[877].

Можно ли разрешить проблему антисемитизма, обратив всех евреев в христианство? (Или проблему душевной болезни — вернув душевнобольных к душевному здоровью?) В классической гуманистической традиции Сартр утверждает, что это решение не сильно отличается от предложенного антисемитом: оно приведет к исчезновению врага! Обозначив сторонника обращения евреев как «демократа», Сартр пишет: «...разница между антисемитом и демократом, возможно, не столь уж и велика. Первый желает уничтожить в нем человека и оставить от него только еврея, парию, неприкасаемого. Последний желает уничтожить в нем еврея и оставить человека — абстрактного и универсального субъекта всеобщего гражданского права»[878]. В психиатрии мы тоже наблюдаем противоборство между двумя аналогичными позициями, словно иная позиция недопустима и невозможна.

Как антисемит желает решить еврейские проблемы, уничтожая евреев, так и нацистский психиатр пытается решить проблему душевного здоровья, истребляя душевнобольных. Восставая против этого, демократ, как его называет Сартр (или либерал, как мы могли бы назвать его, пользуясь современным политико-психиатрическим жаргоном), предпочитает решать первую проблему обращением евреев, а вторую — лечением. Таким образом, когда либерал определяет некоторых индивидов, или группу людей, как душевнобольных, он не имеет в виду, что у них есть право оставаться больными — во всяком случае, у них на это не больше прав, чем у еврея — быть евреем в глазах антисемита. По сути, диагноз — это лишь семантическое средство для оправдания искоренения (предполагаемой) «болезни»[879]. Во всех упомянутых случаях притеснитель не желает видеть и признавать различия между людьми. Самодовольный индивид не может выносить бездействия по отношению ко злу. «Живи и давай жить другим», — на его взгляд, не правило благопристойных отношений между людьми, а условия договора с дьяволом.