— Но ведь судно невозможно вывести из сухого дока, — пояснила Джиджи. — Вы знаете, Бранчи, мне будет очень жаль, если вы пропустите церемонию, — заметила она, чувствуя, как из списка влиятельных изданий, представленных на церемонии, на глазах ускользает «Бостон глоб». — А если я лично о вас позабочусь? На обратном пути я специально для вас закажу катер от самого вокзала. Вы сможете сесть в кабину и закрыть дверцу. Вам будет очень удобно, и в отель вы попадете намного раньше других.

— Очень любезно с вашей стороны. Уговорили. Спасибо.

Вечером Джиджи и Бен повели Сашу с Вито в шумный рыбный ресторан «Ла Мадонна», где в основном бывали не туристы, а итальянцы, и Джиджи рассказала Бену о своей спецпрограмме для Бранчи.

— Я рад, что ты его уговорила поехать, — обрадовался Бен. — Он знает всех и вся, в газете имеет определенный вес, ты никогда по его виду не угадаешь, насколько велико его влияние. Он автор подробнейших статей обо всем, что я делаю, начиная с первого моего торгового центра. Подчас мне кажется, что он о моем бизнесе знает больше меня самого. Он недолюбливает Венецию и боится подхватить здесь какую-нибудь опасную болезнь. Не удивлюсь, если завтра на нем будет плащ и теплый шарф. Только не вздумай поднять его на смех. Вообще-то тебе прямой резон прихватить его с собой, поскольку я планирую поехать на верфи часа на два пораньше, чтобы проверить трибуны и громкоговорители до прибытия прессы.

— Разве нельзя это поручить кому-нибудь из отдела информации? — удивился Вито.

— Да, конечно, но я люблю во всем убедиться лично. Терпеть не могу сюрпризы!

— Очень вас понимаю. Продюсеры тоже ненавидят сюрпризы, даже приятные — если, конечно, не сами их преподносят.

— Это будет что-то вроде репетиции будущего торжественного спуска на воду? — спросила Саша.

— Угадали, — ответил Бен и улыбнулся при мысли о том, что скоро этот день настанет. — Только на следующий год здесь будет раз в пять больше народу, все местные сановники, разные знаменитости, экипаж, семьи всех, кто делал корабль, — разве что оркестра не будет, хотя что нам мешает и его пригласить, скажем, школьный оркестр Местре? К тому времени переоснастка двух других судов будет идти уже полным ходом.

— А их как вы назовете? — поинтересовалась Саша. — «Бриллиант» и «Сапфир»?

— Не думаю, что стоит возвращаться к теме камней, — сказал Бен, — хотя звучит неплохо. А как вам нравится «Джиджи Уинтроп» или просто «Грациелла Джованна»? Что скажешь, дорогая?

Джиджи только пожала плечами, уклоняясь от ответа.

На следующий день Джиджи надела черные брюки, черную водолазку, черный бархатный пиджак и черные туфли на плоской подошве. В ее представлении это был не лучший наряд для торжественной церемонии, но Бен просил ее во время процедуры надеть изумрудные серьги на счастье, и она не могла придумать ничего другого, чтобы было просто и строго, так чтобы огромные изумруды не выглядели нелепым дополнением. Серьги и серебряный доллар лежали у нее во внутреннем кармане сумочки, поскольку Бену не хотелось таскать их с собой, пока он будет ходить по доку.

Журналисты, разместившиеся в «Гритти», собрались за столиками на большой плавучей платформе перед отелем, огороженной резными деревянными перилами и украшенной розовой геранью в горшках. Это был единственный в своем роде ресторан, расположенный на верхней оконечности Большого канала, где в открытом зале под полосатым навесом подавали самый дорогой в Венеции ленч. Проход, идущий по платформе, соединял парадную дверь отеля с узким мостиком, спускающимся к небольшому причалу, где всегда стояли самые разнообразные лодки.

Под шутливые приветственные возгласы к причалу «Гритти» пристал заказанный речной трамвай. Большинство журналистов охотно остались бы в Венеции, но правила игры надлежало соблюдать, а потому все были готовы исполнить возложенную на них роль почетных гостей верфи. Все поспешили занять лучшие места в носовой части трамвайчика, откуда открывалась потрясающая панорама.

Джиджи и Бранчи, стоя в стороне, наблюдали за тем, как заполняется пассажирами наружная палуба пароходика. Бранчи сказал, что сядет внутри: там будет не так тесно и к тому же никаких сквозняков. Отец и Саша махали Джиджи, призывая ее присоединиться к ним, но не могла же она бросить Бранчи одного, тем более что толпа уже несла их к трапу.

Наконец проход освободился, и Бранчи ступил на зыбкий трап. Он уже приготовился ухватиться за руку матроса, который стоял у поручней, помогая пассажирам взойти на борт, и в этот момент внезапно возникшей на канале волной трап и паром бросило в противоположные стороны, так что между ними образовался зазор фута в три.

Будь у журналиста длиннее ноги и лучше реакция, Бранчи бы без труда перепрыгнул на борт. Но этого не произошло. Он не достал до протянутой ему руки и свалился в канал; вода тут же сомкнулась у него над головой, оставив плавать на поверхности только длинные концы его шарфа.

Не прошло и нескольких секунд, как бедолагу выудили из воды.

— Я так и знал, что все этим кончится! — возвестил он, как только обрел дар речи. Его доставили в отель, и он поспешно вытер лицо и волосы первой попавшейся под руку скатертью. — Как минимум гепатит, плеврит, пневмония, двусторонняя пневмония и нефрит, будь проклят этот город, дважды проклят, двойной гепатит — А и Б одновременно, хорошо еще, если домой попаду живым… Я подам в суд на этот город… на Бена Уинтропа… на его идиотскую затею… Немедленно уезжаю из этого рассадника… сейчас же… вот только обсохну…

— Бранчи, Бранчи, успокойтесь, выпейте коньяку, — хлопотала вокруг него Джиджи, с тоской глядя вслед отплывающему пароходику, уносящему с собой Сашу, Вито и толпу журналистов.

— Выпить?! Вы меня убить хотите? Мне в рот могла попасть вода, с волос течет мерзкая помойная жижа… дохлые кошки, дохлые крысы, канализация… срочно в душ! Дезинфекция — вот что мне сейчас нужно! Ну же, проводите меня в номер. Позвоните менеджеру, пусть принесут антибиотики! — Бранчи замахал щуплыми ручками и, сопровождаемый Джиджи, а также носильщиками и двумя портье, зашагал к себе в номер.

Там он первым делом принял душ, трижды намылился с ног до головы, вытерся насухо, наглотался таблеток и заглотнул две порции виски.

— Ах, Бранчи, никогда себе не прощу! — воскликнула Джиджи голосом, полным раскаяния. — Это я во всем виновата.

— Виноват Бен Уинтроп с его дурацкой церемонией в доке, я сразу сказал, что это глупая затея, обычное тщеславие, вот что это такое. Гордыня. Серебряный доллар, чтоб я провалился! Дайте-ка мне еще виски. Только ради бога без льда, лед — это смерть, ведь он из той же воды. Зато алкоголь, если принять его сразу, говорят, может убить микробы. Я, конечно, в это не верю, но попробовать можно.

Джиджи налила ему полстакана виски и в тревоге смотрела, как он его осушает.

— Вам не лучше?

— Завтра узнаем, если я вообще проснусь. Очередная жертва Уинтропа, вот кто я такой, — злобно произнес Бранчи. — Как Мюллеры. Не надо было мне приезжать, не послушал внутреннего голоса.