Босх опять кивнул. Он не понимал, за что его благодарят, и мог только тупо кивать.

– Ты позвонишь? Может, мы могли бы… Не знаю, я…

– Я позвоню.

Теперь уже Сильвия кивнула ему и, повернувшись, направилась к черному лимузину. Босх, набравшись храбрости, спросил:

– Ты любишь саксофон? В джазе?

Она остановилась и обернулась. Ее глаза смотрели пронзительно; они даже не просили – требовали прикосновения. Это было так очевидно, что Босх почувствовал сладостную боль в груди. Взгляд Сильвии резал как нож, хотя Босх не исключал, что это было лишь отражение его собственного отчаянного желания.

– Особенно соло, – серьезно ответила Сильвия. – Одинокая и печальная музыка… Да, я люблю саксофон.

– Тогда… Завтра вечером – не слишком рано?

– Завтра – канун Нового года.

– Я знаю. Просто я подумал… может, это не совсем подходящее время. Может, в другой раз было бы… Не знаю.

Сильвия шагнула к Босху, положила руки ему на шею и притянула к себе. Гарри с готовностью наклонил голову, и они долго целовались, стоя на холодном ветру. Глаза Босха были закрыты, и даже когда Сильвия отпустила его, он не отвернулся и не посмотрел, видел ли их кто-нибудь.

– Что такое подходящее время?

Босх пожал плечами.

– Я буду ждать тебя.

Он улыбнулся, и она – тоже.

Наконец Сильвия повернулась в последний раз и пошла к машине. Едва она покинула зеленый ковер лужайки и ее каблуки звонко зацокали по асфальту, Гарри снова прислонился к дереву и смотрел, как водитель распахнул перед ней дверцу. Потом он закурил. Длинный черный лимузин выехал за ворота, унося Сильвию, а Гарри остался один на один с мертвыми.