Бреннер, затаив дыхание, наблюдал, как ствол пулемета еще немного сместился в сторону Салида. Но пилот не открывал огонь. Вся сцена выглядела довольно странно: противники располагались лицом к лицу, словно герои какого-нибудь вестерна или дуэлянты, встретившиеся в утренних сумерках, чтобы защитить свою честь и окончательно выяснить отношения. Хотя, конечно, это сравнение сильно хромало: ведь один из противников был человеком с автоматом в руках, который вряд ли мог его защитить в этой ситуации, а его соперником в смертельном поединке являлась одна из самых грозных боевых машин в мире, чудище из стали и искусственных материалов, разрушительной силы которой хватило бы для того, чтобы уничтожить целый город. Бреннер сразу же понял глубокий символизм этой сцены — она была классической. Поединок с драконом — воля человека, сражающаяся с первобытной силой разрушения. Эти обе противоборствующие силы вели на земле извечный спор, изменяя тем самым мир.

Наконец пилот решил перейти к действию и нажал на гашетку. Пулемет загрохотал, и асфальт вокруг Салида взорвался. Однако пули снова не задели палестинца.

Чудо, спасшее Бреннера и Йоханнеса, повторилось. Столбы пламени взмывали к небу справа, слева, впереди и позади Салида, но сам он оставался целым и невредимым, как будто его оберегала от смерти какая-то незримая сила, присутствие которой Бреннер с каждой минутой ощущал все отчетливей. Может быть, эта борьба, в которую они были втянуты против своей воли, была не такой уж безнадежной для них, как это прежде казалось Бреннеру. Они были не одни, им кто-то помогал.

Пламя вокруг Салида погасло, но вновь повторилось прежнее явление: клубы дыма, поднимавшиеся к небу, не рассеивались, несмотря на бешено вращавшиеся винты вертолета, создававшие такие воздушные вихри, что потоки воздуха прижимали Бреннера и Йоханнеса к стене. Клубящийся дым не затронул их. Возможно потому, что это был вовсе не дым…

Это были насекомые, живой ковер которых покрывал всю улицу. Сотни тысяч, миллионы крохотных созданий с жесткими крылышками бесшумно поднялись в воздух. Это были смерчи из саранчи, возникавшие там, куда упали пули и снаряды. Зернистое черное облачко под днищем вертолета еще более уплотнилось, превратившись в черный компактный островок. Пилот тоже заметил это странное явление и, возможно, он увидел даже больше, чем могли разглядеть Бреннер и Йоханнес. Двигатель вертолета внезапно пронзительно взревел, и машина рванулась вперед и вверх, оказавшись над головой Салида, где она начала бешено вращаться вокруг своей оси, увеличивая скорость. Пилот выжимал все что мог из своей машины, но скорость была недостаточно высока, смерчи насекомых действовали быстрее. Они сбились в одну массу и вихрем устремились к вертолету. Машину начало кидать из стороны в сторону. Она все еще старалась набрать высоту и даже увеличила скорость, но ее вертикальный подъем не был плавным, он происходил толчками, вертолет сильно болтало в воздухе, а его двигатель надрывно ревел. Бреннер теперь едва мог разглядеть вертолет, его окружал вихрь мельтешащих, кружащихся теней. Полчища крылатых воинов бились о корпус, застилали обзор, налипая на прозрачные стекла кабины, мешали работать винтам, забивали всасывающие отверстия турбины, тысячами сгорали в выхлопных газах.

Бреннер так и не смог рассмотреть, что же в конце концов произошло. Возможно, саранче удалось проникнуть в кабину и напасть на экипаж — как бы там ни было, через несколько секунд двигатель начал давать сбои и его рев стал пронзительным и еще более надрывным. Вертолет замер на мгновение в воздухе, закружился все быстрее и быстрее вокруг своей оси, а затем гул двигателя внезапно умолк.

Раздался ужасный звук разрываемой стали, и через секунду вертолет начал камнем падать вниз. Он рухнул за бетонную ограду, огораживающую территорию больницы. Пятидесятиметровый столб огня взвился в небо, приняв через несколько секунд очертания гриба. Раздался оглушительный взрыв, и на землю обрушился град горящих обломков.

Бреннер на мгновение прикрыл глаза. В его ушах все еще стоял грохот взрыва, а вспышка была такой яркой, что он видел ее даже сквозь закрытые веки, как будто она навечно запечатлелась на сетчатке его глаз. Он услышал, как Йоханнес начал что-то бормотать рядом с ним — судя по его монотонному голосу, это была молитва, но Бреннер не мог разобрать слов. И не потому, что Йоханнес говорил невнятно — просто на секунду Бреннер как будто бы разучился понимать человеческую речь. Яркая вспышка и оглушительный грохот взрыва лишили его на мгновение чувства реальности, и, казалось, еще немного и его психика навсегда погрузится во мрак, рухнет в ту пропасть, на краю которой он стоял в течение последних часов.

Но Бреннер сумел взять себя в руки, его сознание снова прояснилось, и он понял; что сидит на корточках, сжавшись в комок, рядом с Йоханнесом, скорчившимся в три погибели и закрывающим руками голову. Должно быть, Бреннер находился в бессознательном состоянии несколько секунд, потому что грохот взрыва уже отзвучал и смолк. Над ним стоял Салид с озабоченным лицом и что-то говорил ему.

— Что с вами? — разобрал Бреннер слова палестинца. — Черт возьми, Бреннер, отвечайте же наконец!

Бреннер осторожно приподнял голову и взглянул на Салида, все еще не разгибая спины. Должно быть, его осанка и все движения выдавали страх: он боялся, что Салид ударит его. Палестинец понял это и сказал, пытаясь успокоить Бреннера:

— Я вам ничего не сделаю. Не бойтесь. Все уже позади.

Дрожа всем телом, Бреннер выпрямился. Салид вынужден был его поддержать, и Бреннер вцепился в палестинца с такой силой, что тому стало больно. Но Салид убрал свою руку только после того, как убедился, что Бреннер может самостоятельно стоять на ногах.

— Мы должны двигаться дальше, — сказал он.

Бреннер кивнул и послушно пошел вслед за палестинцем, однако слова Салида показались ему нелепыми. Что значит “дальше”? Это понятие казалось ему теперь пустым и бессмысленным. Никакого “дальше” больше не было. О Боже, и это все случилось за одну ночь! Неужели действительно он проснулся всего лишь несколько часов назад? Да, именно с тех пор начался весь этот кошмар… В эти несколько часов он каждую минуту попадал из одной безумной ситуации в другую, ему казалось, что нет хуже того положения, в котором он в данный момент находился, но с каждой минутой он убеждался, что это не так — всякий раз его ожидало еще более тяжелое испытание.

Но самое страшное в этой ситуации было то, что Салид тоже не знал, куда идти дальше — в глубине души Бреннер был твердо в этом убежден. Они вступили в борьбу, потерпев поражение в тот самый момент, когда начали ее, — и быть может, именно потому, что начали. Они давно уже не знали, с кем, собственно, борются и по каким правилам. События давно уже вышли из-под их контроля.

Бреннер ковылял вслед за Салидом, не разбирая дороги, и даже не заметил, что тот остановился, пока Салид не задержал его довольно бесцеремонно, вытянув руку, на которую Бреннер налетел впотьмах. Только тогда Бреннер заметил, что к ним приближается машина, медленно, но с зажженными фарами и громко работающим двигателем. Ее слегка заносило, водитель, должно быть, был ранен или пьян, или не имел опыта вождения. Бреннеру показалось нелепым то, что он еще способен отмечать подобные детали, но его мировосприятие за эти последние часы сильно изменилось.