И он вернулся к делегатам, с нетерпением ожидавших его в автобусе у дверей отеля «Ритц».

III

Город Симона расположен в виду Средиземного моря у подножия огромного горного массива, который занимает половину карты Нейтралии. Рощи грецкого ореха и пробкового дуба, а также небольшие плантации миндаля и лимонных деревьев покрывают эту местность и подступают вплотную к городским стенам – кое-где эти стены врезаются в зеленое море растительности острыми клиньями. Симонская крепость была построена в семнадцатом веке весьма искусными зодчими; за свою долгую историю, полную войн и раздоров, она ни разу не подвергалась осаде, поскольку внутри не было ни одного объекта стратегического значения. Средневековый университет, собор в стиле барокко, два десятка церквей, в чьих изящных известняковых колокольнях проживают и плодятся аисты, площадь в стиле рококо, пара-тройка крошечных обшарпанных дворцов, рынок и улица с магазинами – вот и все, что можно здесь увидеть, и это все, чего может пожелать праведная душа. Железная дорога проходит на значительном расстоянии от города, и выдают ее существование лишь редкие клубы белого дыма среди верхушек деревьев.

В час полуденной молитвы Ангелу Господнему[176] Скотт-Кинг сидел с доктором Богданом Антоником за столиком кафе на крепостном валу.

– Думаю, Беллориус в свое время должен был любоваться практически тем же самым видом, что и мы с вами сегодня.

– Да, хотя бы постройки не меняются. Здесь по-прежнему существует иллюзия покоя, хотя, как и во времена Беллориуса, горы позади нас кишат бандитами.

– Кажется, он упоминает об этом в восьмой песне, но неужели же и сегодня?..

– Да, все-прежнему. Теперь разбойники называют себя разными звучными именами: «партизаны», «группы сопротивления», «непримиримые», как угодно. Суть от этого не меняется. По большинству дорог вы не сможете проехать иначе как в сопровождении полицейского конвоя.

Они замолчали. За время их кружного путешествия в Симону Скотт-Кинг и международный секретарь прониклись взаимной симпатией.

Колокола восхитительно звенели в залитых солнцем башнях двадцати призрачных церквей.

Наконец Скотт-Кинг прервал молчание:

– Знаете, у меня есть подозрение, что мы с вами – единственные члены нашей группы, читавшие Беллориуса.

– Я плохо его знаю. Но, если я не ошибаюсь, господин Фу писал о нем очень прочувствованно на народном кантонском диалекте. Скажите, профессор, по-вашему, торжества прошли удачно?

– Видите ли, я не совсем профессор.

– Нет, но сейчас здесь все профессора. А вы куда больший профессор, чем кто-либо из присутствующих. Мне пришлось проявить очень гибкий подход, чтобы на мероприятии были представлены все страны. Мистер Юнгман, например, просто гинеколог из Гааги, а мисс Бомбаум – я даже не знаю, что она такое. Аргентинец и перуанец – обычные студенты, которым довелось гостить в Нейтралии как раз в это время. Я рассказываю это, потому что доверяю вам и потому что полагаю, что вы и сами уже кое-что заподозрили. Вы же не могли не заметить некий элемент обмана?

– Ну, если на то пошло, заметил.

– Так пожелало министерство. Понимаете, я их советник по культуре. Этим летом им требовался праздник. Я перерыл кучу архивов в поисках подходящей круглой даты и уже почти отчаялся, когда вдруг случайно наткнулся на имя Беллориуса. Они, конечно, и слыхом не слыхивали о нем, но вряд ли дело обстояло бы иначе, будь это Данте или Гете. Я сказал им, – на лице доктора Антоника заиграла грустная, лукавая и очень интеллигентная улыбка, – что он был одним из величайших деятелей европейской литературы.

– Вы недалеки от истины.

– Вы действительно так считаете? Все это не кажется вам балаганом? По-вашему, все прошло удачно? Очень хотел бы на это надеяться, потому что, как я уже говорил, мое положение в министерстве далеко не стабильно. Зависть царит повсюду. Представьте себе, что кто-то может завидовать даже мне! Но в Новой Нейтралии все так хотят работать. Многие точат зубы на мою скромную должность. Доктор Артуро Фе, к примеру.

– Да не может этого быть. Он же и так по горло занят множеством дел.

– Этот человек собирает государственные посты, как в старину церковники собирали бенефиции. У него уже есть дюжина должностей, а он облизывается на мою. Я так рад, что его удалось завлечь в организационный комитет! Если празднование не увенчается успехом, ему не удастся откреститься от провала. Уже сегодня министерство выразило недовольство тем, что памятник Беллориусу не готов к завтрашнему открытию. Но нашей вины тут нет. Это все Министерство культуры и отдыха. Это заговор, организованный врагом, которого зовут инженер Гарсия, – он стремится свергнуть доктора Фе и занять его место на некоторых постах. Впрочем, доктор Фе выкрутится; он будет импровизировать. Он воистину сын своего народа.

На следующий день доктор Фе импровизировал.

Группа ученых разместилась в главном отеле Симоны, который этим утром здорово смахивал на железнодорожную станцию военного времени: где-то после полуночи прибыли пятьдесят или шестьдесят иностранных филателистов, для которых не были забронированы номера, и им пришлось ночевать в гостиной и вестибюле; кое-кто из них еще спал там, когда группа Беллориуса собралась вновь.

На этот день было запланировано торжественное открытие памятника Беллориусу. Дощатое заграждение и строительные леса на городской площади обозначили место предполагаемого монумента, но среди делегатов уже распространилась весть о том, что статуя до сих пор не прибыла. За последние три дня они привыкли жить слухами, ибо ничто из сумбурных событий этих дней не соответствовало напечатанной программе. «Говорят, автобус поехал назад в Беллациту за новыми шинами». – «Слышал, нам вроде бы предстоит ужин с лорд-мэром?» – «Доктор Фе, кажется, сказал кому-то, что мы не тронемся в обратный путь раньше трех часов». – «А я думал, мы сейчас отправимся в Дом Капитула…[177]» Такова была атмосфера, окружавшая путешественников, и социальные барьеры, которые угрожали им расколом в Беллаците, быстро рухнули. Уайтмэйд был забыт, Скотт-Кинг возобновил дружеские отношения со своими коллегами и делил с ними все невзгоды дорожной неразберихи. Уже два дня они были в пути, ночевали в местах, далеких от пунктов их первоначального маршрута; им устраивали пирушки и застолья в самые неурочные часы; сбитых с толку и смущенных, их торжественно встречали духовые оркестры и различные депутации на безлюдных площадях; однажды они случайно смешались с группой религиозных паломников и в течение нескольких безумных часов не могли поделить багаж; как-то им довелось съесть сразу два обеда с интервалом в час; в другой раз их вовсе не покормили. Но вот они в конце концов там, где и должны были оказаться, – на главной площади Симоны. Единственным отсутствующим был