уходит [в] 7 и снова приходит, желто-зеленая и злющая, в 12 ночи. Это — изо дня в день. Станиславский не утерпел и ввел еще одно действующее лицо — лошадь во 2-м акте. Протестую!

Если вышли «Вопросы жизни» и «Весы» — пришлите мне!

Затем — крепко жму руку. Почему-то уверен, что мы скоро увидимся, чего очень хочется.

Маруся — кланяется и целует крепко.

А.

338

А. С. СЕРАФИМОВИЧУ

До 22 сентября [5 октября] 1905, Москва.

Дорогой Александр Серафимович!

Вы написали славную картинку, она, несомненно, произведет большое впечатление, и еще большее, если Вы несколько исправите ее.

Портной — слишком груб, он ослабляет рассказ, темнит ясное отношение автора к предмету. Исправьте его, это просто сделать — укажите, подчеркните ярче его искренность, его муки — боль человека, который не находит старых слов для новых мыслей и не владеет новыми.

Есть кое-где небрежности, местами — излишня грубость. И были бы очень уместны еще два-три лирических штриха в конце. Новый человек родился — это хорошо, и в этом много смысла.

Рукопись при сем посылаю и скоро жду ее обратно.

Жму руку, кланяюсь.

А. Пешков

339

Ф. И. ШАЛЯПИНУ

Между 14 и 26 сентября [27 сентября и 9 октября] 1905, Москва.

Дорогой Федор Иванович!

Как быть с потребительским обществом? Будь добр, ответь определенно, когда именно ты можешь дать денег? Положение — критическое, деньги нужны дозарезу. Ответь!

А я все еще болен. Жму руку.

А. Пешков

340

Е. П. ПЕШКОВОЙ

26 сентября [9 октября] 1905, Москва.

Был Маслов, он будет теперь редактором экономического отдела в «Правде», я тоже буду сотрудничать в ней.

Приехала Зина, сейчас у меня сидит! Алешка — смешной — удивительно.

Здесь, видимо, разгорится всеобщая забастовка. Настроение высокое. Вчера было сражение на Тверской: пекари Филиппова стреляли из окон третьего и четвертого этажа; казаки и полиция — в окна из-за своих лошадей. На дворе «Московского листка» ранено около 40 человек полицейских, убито семеро наборщиков, нападавших на типографию, ранен редактор «Листка». Убит жандармский ротмистр, драгун-офицер, несколько казаков и солдат, — много полицейских и жандармов. Потери рабочих — меньше, ибо они действуют огнестрельным оружием и камнями, а войска — холодным только. Стреляют — редко и — не залпами, а по отдельно намеченным лицам, главным образом — по ораторам. Всюду на улицах митинги. Сейчас митинг у манежа, — из моего окна можно видеть народ. А в манеже — драгуны и казаки. У храма Спаса — тоже. Войска очень возбуждены «потерями» — т. е. убитыми в их рядах. Возможна бойня, вроде питерской в январе.

Толпа здесь держится иначе — активнее, чем в Питере — нападает первая. Чем это объяснить? Уроками января?

Вчера был на генеральной первых трех актов «Детей солнца». Поставлено отвратительно. Играют — пакостно. Пьеса вся искажена и, вероятно, со скандалом провалится. Прекрасно играют Книппер и Муратова, недурно Литовцева и Андреева.

1-го еду в Питер, 5-го или 7-го — в Ялту.

До свидания!

Очень некогда.

А.

341

Ф. И. ШАЛЯПИНУ

26 сентября [9 октября] 1905, Москва.

Дорогой мой Федор — снова пишу тебе о деньгах для Сормова. Прекращение платежей — это ерунда, но есть протестованные векселя. Вот и всё.

Будь добр, реши сегодня этот надоевший тебе — я знаю! — вопрос.

Жду ответа!

А. Пешков

А что у Серова? Не знаешь?

Сообщи его адрес, будь добр!

342

И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

Сентябрь 1905, Москва. [?]

Дорогой товарищ!

Женева, так Женева, ни я, ни К[онстантин] П[етрович] ничего не имеем против. 5 — в течение 2-х месяцев вышлю, 2 т[ысячи] — в конце сентября, 1 — в половине октября, 2 — в конце.

Туго мне придется!

«Demos» — хорошо!

Жму руку.

А. Пеш[ков]

343

A. A. ДИВИЛЬКОВСКОМУ

4 [17] октября 1905, Москва.

Дорогой товарищ!

Посылаю сто, а больше пока не могу.

Сегодня приехал из Питера. Бывать я там, как оказывается, не могу не только потому, что Трепов этого не хочет, но и по силе климатических условий — схватил здоровеннейший грипп. А так как у меня только что кончился вполне приличный плеврит, то сие довольно пакостно, и, когда Вас будут судить, я буду в Крыму.

В Питере узнал, что служащий в конторе «Знания», отправляя мне накопившуюся почту, потерял — в числе прочего — Вашу рукопись и заказное письмо из Архангельска, очевидно тоже Ваше. Что рукопись Ваша, о том надпись на бандероли гласила, как он говорит. Так Вы мне его извините, а рукопись пришлите, ведь черняк цел у Вас?

Вероятно, с 1-го ноября будет выползать наша газета «Новая жизнь». Так что имейте сие в виду.

Если ворочусь из Крыма до ноября — приеду в Питер видеть Вас.

Затем — кланяюсь.

Бастуют здесь. Дерутся с полицией. Очень недурно.

344

Е. П. ПЕШКОВОЙ

Между 8 и 11 [21 и 24] октября 1905, Москва.

Выезжаю отсюда или 12-го, или же после 17-го, ибо 17-го идут «Дети». Приеду, вероятно, вместе с Себряковым, Шаляпиным и Пятницким. М. б., и Серов тоже.

Делов — куча. Погода — адская. Из дома не выхожу. Грипп. Всюду — колебание почвы, волнения, содрогания. Жизнь носит нелепый характер — какой-то какофонии. Напоминает сравнение из «Мещан». «Сидишь в огромном оркестре, и все тысячи музыкантов настраивают свои инструменты. Оглохнуть — легко, понять трудно, наслаждаться — совсем нельзя».

До свидания. О дне выезда телеграфирую. Целуй детей.

А.

Бастуют все дороги. Начала Казанская и Виндавская. Поезда в Москву — не пускают, из Москвы — уходят, но останавливаются бастующими на станциях.

Курская тоже встала. Будет велия[13] драка.

345

Ф. И. ШАЛЯПИНУ

Октябрь, после 17 [после 30], 1905, Москва.

Милый Федор!

Приходи завтра вечером?

Меня охраняет кавказская боевая дружина — 8 человек — славные такие парни. Им очень хочется посмотреть на тебя. Мне — тоже. Приходи!

Алексей

346

Е. П. ПЕШКОВОЙ

24 октября [6 ноября] 1905, Москва.