Некоторое время Алиедора провела в ветвях раскидистого лесного патриарха, накрывшего своей кроной длормское поселение. На глазах доньяты маленькие человечки возились возле низких домишек, занятые обычными для всякого живущего с земли и леса делами. Простыми и понятными — копались в огородах, ладили какую-то утварь, управлялись, хоть и не без труда, с тягунами.

Что-то кольнуло внутри. Словно то, что она собиралась сделать, было в чём-то… неправильно. Алиедора не сразу даже подобрала нужное слово. Но ведь нет же, ей доверено важнейшее — даже если Мастера решили перехитрить сами себя и выставили доньяту лишь приманкой в расставленной непонятно на кого западне.

Так что прочь сомнения. Ей нужны правдивые вести, и она их получит.

Незадачливый длорм лишь на миг оказался за углом собственного дома, где его никто не видел, — и тотчас же плечи и шею ему захлестнул жёсткий аркан, не менее жёсткий рывок вздёрнул вверх; и, полузадушенный, он не успел даже крикнуть. Прямо в лицо ему взглянули жёсткие, нечеловечески чёрные глаза на бледном девичьем лице.

Длорм обмер, намочив штаны от ужаса.

Алиедора смотрела на корчащегося человечка с нескрываемым презрением.

— Ты будешь говорить? Если мне понравится то, что ты скажешь, — отпущу.

Длорм поспешно закивал. Из круглых, казавшихся совиными глаз быстро-быстро катились слёзы.

…С лесовиком пришлось повозиться. Он боялся боли, боялся Гончую, боялся смерти — но того, что жило под этими лесами, боялся ещё больше.

От него, опухшего от слёз, изошедшего криком — но никто не пришёл на помощь в глухую ложбину, никто не спас, — Алиедора узнала о храме Феникса. О священном месте, куда в тяжкие нынешние времена ходили поклоняться клоссы. И о том, что недавно прошли тут «люди небывалые и нелюди тоже», после чего случилась в том храме жуткая замятня, вмешались големы Навсиная, и в конце концов «всё там завалилось».

«Молодец, Алиедора, — мысленно похвалила себя доньята. — Всё верно. Всё правильно. Некрополис в тебе не ошибся. Неведомый дхусс прошёл здесь».

— Ты их сам видел?

Торопясь ответить и избежать новой боли, длорм торопливо затряс головой. Он был бы счастлив, счастлив увидеть и ответить! Видеть не видел, но — чуял. Впрочем, и не он один, возьми любого в деревне…

— Может, и возьму, — с каменным лицом посулила Алиедора. — Говори дальше!

Запинаясь, маленький человечек спешил рассказать страшной Гончей всё, что только знал — или о чём хотя бы догадывался. Длормы, как говорили в Некрополисе, выведены с естественным чутьём на необычную магию, но слова у них свои, зачастую совершенно непонятные остальным обитателям мира Семи Зверей.

Вот и этот длорм толковал о каких-то «нижних вратах», «открывшейся дороге из-под корней». Болтал о странной, небывалой музыке, что заставила всю деревню замереть от восторга и слушать, слушать, слушать, как не слушали никогда и ничего. Музыка была то нежной, то страшной; заставляла то рыдать, то плясать от радости. И она, эта музыка, была Силой, настоящей силой, что крушила врагов в рушившихся подземельях храма Феникса.

Алиедора призадумалась. Неведомая магия? Неслышимая музыка, являющаяся силой, способной рушить каменные своды? Нет сомнений, это от него, загадочного дхусса.

Длорм дрожащей рукой указал направление, куда ушёл странный музыкант, — на запад, к вольным городам через горный перевал. Сообщил он и другое, крайне важное: дхусс был не один. «Отзвуки магии» дали понять, что с ним самое меньшее двое людей, одна сидха и ещё один… одна… одно… существо, которое «из-под корней. А может, сверху».

Значит, пятеро. И все — далеко не простые. Достойная задача, что и говорить.

В отношении «двух людей» Алиедора почти не сомневалась, что речь идёт о мэтре Ксарбирусе и неведомой Гончей, запечатавшей прорывы Гнили эликсирами Некрополиса. Сидха пока оставалась загадкой, но можно было предположить сильное владение стихийной магией, Мастера упоминали их знаменитые стражевые лозы. Неизвестное существо «из-под корней, а может, сверху» занимало Алиедору особенно. Длормы говорили так о тех, кто «не из-под этого неба»; что же получается, дхусса сопровождает кто-то не из мира Семи Зверей?

Ещё интереснее…

Что ж, она узнала всё, что можно, от этого человечка.

— Ты был послушен, — сказала Алиедора. — Можешь идти.

«Как, — возмутилась старательная ученица Аттары внутри её. — Отпускаешь его живым? Чтобы он разболтал о тебе всем и каждому?»

Похоже, длорм думал точно так же. По щекам его градом катились слёзы, и, даже освобождённый от пут, он не двигался с места.

Алиедора усмехнулась. Страх и ужас перед Гончими — конечно, хорошо, но полезно иногда дать и обратный пример.

— Ступай, — повторила она. — И запомни — слуги Некрополиса не отступают от обещанного.

* * *

Горы она преодолела одним броском. Гончая торопилась, оправдывая собственное прозвище. Частично она уже выполнила задание — отыскала след дхусса, установила, что он не один, узнала, хоть пока приблизительно, кто его спутники.

Куда он направится дальше? Вольные города стоят на морском взморье, что, дхусс решил махнуть ещё дальше на закат? Конечно, там есть о-очень интересные места, как тот же Облачный Лес, если верить всему читанному Алиедорой в Некрополисе; однако что-то подсказывало доньяте, что никуда отсюда дхусс не денется. За спиной его пылает пожар войны, Некрополис и Навсинай вот-вот вцепятся друг другу в глотку по-настоящему, не ограничиваясь лишь «малой войной» отдельных отрядов в Меодоре; странно, что он вообще потащился на самый край земли. Что ему тут нужно, скажите на милость?

Оставив позади Вилосский хребет, Алиедора спускалась к Феану, вновь двигаясь на ощупь, словно в темноте. Дхусс обязан себя проявить, твердила она. Как? Неважно, но ту неслышимую музыку, о которой толковал длорм, она, конечно же, распознает. Не может не распознать. Кто умирал в чёрном кубе варваров, чей нагой дух распадался перед разинутой пастью бездонного Космоса — тот услышит.

…Феан раскрылся перед доньятой неопрятный, расхристанный, как и положено портовому городку, где превыше всего — барыш, а как он добыт, никого не волнует, если только делишься с магистратом. Оставив скакуна у таверны, что приютилась возле самых городских ворот, и бросив пару монеток хозяину — чтоб присмотрел и накормил, Алиедора медленно брела узкой улочкой, стараясь держаться подальше от благоухающей сточной канавы. По Феану она кружила с самого утра, безо всякого плана, прислушиваясь к собственным чувствам. От неё шарахались — Гончая не пряталась, не старалась скрыть собственную природу. Пусть мечутся, пусть бросаются куда глаза глядят — ей сейчас нужна паника, и чем больше, тем лучше. Сейчас она уже сама составляет план западни и добровольно играет роль приманки. Пусть дхусс узнает о ней, пусть услышит. Быть может, та, другая Гончая, тоже не оставит это без внимания.