– Не понял? – насторожился Второй.

– Не обращай внимания, он редкая. – начала Наола, грозно приподнимаясь со стула.

– Редкий. Я редкий. Потому что я – мальчик, – не дал ей закончить гоблин. – Пошутить нельзя! Чего будете? Заказывайте скорее.

– Бигли, ты же знаешь, что я обычно заказываю, – сменила гнев на милость девушка. – И моему спутнику ту же смесь.

– Поверь, парень, – перегнувшись через стойку, зловеще прошептал ушастый бармен, – я не против института брака, но подумай хорошенько. Это ведь на всю жизнь! Хотя у меня был один знакомый герой, так он после каждого возрождения опять женился. И ведь все по-честному!

– Не ври! – вмешалась Наола, – там говорится: «на всю жизнь моего я».

– Это как кто понимает, – хмыкнул гоблин и исчез за стойкой.

– Там – это где говорится? – не понял Магнификус, косясь на проходящего мимо лесного эльфа с кружкой в руке.

– Там – это во время брачной церемонии, – ответила девушка. – Брак регистрируется в городском управлении, и чиновник, который оформляет брачные свидетельства, произносит текст брачного обязательства.

– Слушай, – сменил тему Второй, – объясни мне, наконец, гоблины кто такие? Они хорошие или плохие? Они из земли появляются или обычными способами?

– Гоблины? – задумалась Наола. – По поводу размножения не знаю, а так – они разные. Гоблины – идеальные бармены и рыночные заводилы. Еще они любят технику, не меньше гномов.

– Больше, крошка, гораздо больше, – поправил ее вынырнувший из-под стойки с бокалами в жилистых лапах Бигли. – И талантов больше, есть и неприличные. Доступные только для дам-с, так сказать.

– Еще они все болтуны, интриганы и жулики, – закончила свой рассказ Наола.

– Не все, – воспротивился гоблин. – У нас есть старинная гоблинская легенда «О честном гоблине Фуле». Очень печальная легенда. Триллер. Все, мне пора, – бармен поставил перед посетителями бокалы и бросился к другому клиенту.

– А Шарскун в храме брак регистрировал, – почему-то вспомнил Магнификус.

– В храме будет слишком необычно, – взяла свой бокал девушка. – В храмах Сигмара или Ульрика тебе странно появляться, а в своем – нескромно. Подумай только, как будет выглядеть текст свадебного приглашения: «Многоуважаемый некто! Мы имеем счастье пригласить вас на обряд бракосочетания Наолы Корстейн и бога Кхеине в храм последнего».

– Ты права, – согласился с ней Второй и спросил, кивая на бокал: – Это что?

– Можжевеловая настойка с лимонным соком, – сообщила Наола. – «Заводной демон» называется.

Магнификус пригубил напиток и «перевел»:

– Джин с тоником.

После седьмого бокала «Заводного демона» молодые люди решили прогуляться. На улице вечерело, в окнах домов и бесчисленных кафе зажигались огни, улицы заполнили уже влюбленные или судорожно стремящиеся к тому.

– Красивый город, – сказал Магнификус, с интересом разглядывая прохожих.

– Хороший, – взяла его под локоть спутница, – но у меня здесь мало друзей.

– Почему? – удивился Второй. – Ты девчонка общительная.

– Мало времени, – ответила она, – я ведь на заочном учусь. Приезжаю, сдаю экзамены и сразу уезжаю.

– Может, оно и к лучшему, что мало времени, – крепче сжал ее руку Магнификус.

– Не вздумай меня ревновать, – предупредила его Наола. – Корстейны этого не понимают.

– Не буду, – пообещал Второй.

У магазина одежды девушка остановилась:

– Нам сюда.

– Зачем? – не понял Магнификус.

– Купим тебе приличную рубашку, у меня есть деньги, – сообщила ему девушка и силой втащила его внутрь магазина.

– Ты знаешь, – признался ей Второй, наблюдая со стороны, как она перебирает рубашки, – я успел проконсультироваться с лучшим модельером в городе. Он мне сказал, что мой внешний облик идеально соответствует моему мировоззрению.

– Если ты не в курсе, то знай – мировоззрение мужчины неженатого и состоящего в браке – это два разных мировоззрения, – постановила Наола и вытянула из груды рубашек одну – из переливающегося бордового атласа. – Примерь.

– Цыганщина! – возмутился он, но рубашку взял.

Из магазина Магнификус вышел уже в новой рубашке. Его невеста была явно довольна.

– Мой дедушка обожал этот материал и этот цвет, его в ней и казнили, – радовалась она. – Тебе удивительно идет.

– Не сомневаюсь, для плахи в самый раз, – недовольно пробурчал он и прислушался. Мелодия, несущаяся из дверей ближайшего кафе под вывеской «Сантименто», была ему до боли знакома.

– Это танго? – не понял он.

– Танго, – согласилась она, – сильванское танго «Последний поцелуй». Ты что, умеешь танцевать танго?

– Умею, – кивнул он и сразу оговорился: – Правда, это единственный танец, который я умею танцевать. Учительница литературы научила. А ты умеешь?

– А меня папа научил, – призналась она, – и я тоже единственный умею. Но папа говорил, что если умеешь танцевать танго, умеешь танцевать все.

– Тогда! – озорно подмигнул ей Магнификус, расстегивая плащ.

– Естественно! – поддержала она и первой шагнула к ресторану.

Танго не танцуют, танго живут. Из всех танцев мира только танго может претендовать на вечность, потому что только танго порабощает страсть, в то время как остальные танцы у страсти на побегушках. Невозможно себе представить, чтобы осужденный на смерть в качестве последнего желания захотел бы станцевать вальс или польку, но танго – вполне. Потому что танго – это биение взволнованного сердца, это всплеск штормовой волны, это замирание секундной стрелки на таймере перед взрывом и прочая, прочая, прочая. Так еще никто на свете не говорил о танго, но так сказал бы каждый, кто хоть один раз в жизни станцевал бы его.

Наола умела танцевать танго, Магнификус не уступал ей. Она угадывала каждое его желание, он подчинялся каждому ее капризу. Ее пальцы струились по линиям его ладони, чтобы соскользнуть с линии жизни и взвиться языком пламени к блеклым потолочным фрескам. Его обожженные мгновенной нежностью ладони окутывали ураганным ветром ее тело и отбрасывали его от себя, как невыносимую боль, чтобы в последний миг задержать падение и повторить упоительную пытку.

Находившиеся в кафе посетители не отрывали восхищенных взоров от танцующих. Края наполненных бокалов так и не коснулись губ, горячие блюда безнадежно остывали.

Оркестранты, расположившиеся на невысоком помосте у стены, выжимали из своих инструментов все, на что те были способны, попутно удивляясь глубине этих способностей и собственному мастерству.

На последней ноте одна из гитарных струн не выдержала и звонко лопнула, что в свою очередь послужило сигналом для всех присутствующих, и те разразились аплодисментами.