Экологическое движение обрубает собственные корни, если проявляет недостаточное внимание к чувственному опыту, а также если отрицает свою духовную основу. Сколько бы ни ссылались экологи на экосистемные взаимосвязи, но природа, о которой идет речь в их движении, несет в себе очень многое от древней Богини Натуры, которую любили и с которой вели интимный диалог. Это выражается в таких словосочетаниях, как «мир с природой»! Как раз сегодня, когда наиболее серьезные экологические проблемы уже недоступны для наших органов чувств, экологическое движение не может обойтись чисто прагматической основой.

Духовный элемент экологического сознания зависит от культурных традиций страны. Особенно отчетливо духовные корни просматриваются в американском экологическом движении, где «трансцендентальная» традиция прослеживается от Эмерсона и Торо и через Джона Мьюра и Олдо Леопольда приводит к Рейчел Карсон. Карсон почитала Альберта Швейцера и преклонялась, как и он, перед любым проявлением жизни, включая жизнь животную. Она была дружна с пауком, ее глубоко волновало зрелище идущего на нерест лосося. Медиевист Линн Уайт в своем нашумевшем эссе об «исторических истоках нашего экологического кризиса» выдвинул аргумент, что исходная причина его кроется в иудейско-христианской религии, и потому преодолеть его можно лишь на путях духовного перерождения. Он рекомендовал экологам считать своим покровителем Франциска Ассизского, высоко оценивал битников (Beatniks), предшественников хиппи, за «сродство к дзен-буддизму» и считал их подлинными революционерами нашего времени. Хиппи, в начале своей истории находившиеся под влиянием Генри Торо, также внесли немалый вклад (хотя бы в плане общей атмосферы) в новые идеалы щадящего обращения с природой, в том числе человеческой. Впоследствии началом американского экологического движения нередко считали «День Земли» 1970 года, что тоже подчеркивает духовный элемент (см. примеч. 47). При этом, правда, игнорируется институциональный уровень – например, учреждение Агентства по окружающей среде, тоже произошедшее к 1970 году, а также традиции городской гигиены и лесного хозяйства.

Американская экофеминистка Чарлин Спретнак обнаружила духовный источник энергии и внутри немецкого движения «зеленых» (1984), правда, большинство экологов его стесняются и предпочитают отрицать. Действительно, в профессиональных исследованиях «зеленого» движения, написанных немецкими авторами, такими как Хуберт Кляйнерт или Йоахим Рашке, об этом нет практически ничего – создается впечатление, что речь в них идет о совсем других партиях, чем у Чарлин Спретнак. Основной свидетель Спретнак – Петра Келли[228], получившая образование в Вашингтоне, что еще более укрепило ее и без того сильную духовную свободу. В отличие от американского автора, у немецких левых любой намек на мистику ассоциируется с фашизмом (см. примеч. 48).

Для более широкого экологического круга, из которого «зеленые» черпали своих избирателей и эмоциональные импульсы которого исходили в основном из учения о целительной силе природы, эзотерики и восточных религий, духовные моменты, напротив, имели большое значение. Может быть, именно ими объясняется то внутреннее единство этого круга, которое является загадкой для гуманитарных специалистов. Популярны даже истории об экологическом озарении, когда человек внезапно осознает трагедию разрушения окружающего мира.

Религиозными чертами обладала и «экология» Эрнста Геккеля, заклятого врага христианских церквей. По Геккелю, «богиня Правды живет в храме природы, в зеленом лесу, в синем море, на заснеженных горных вершинах». Культ природы ни в коем случае не ограничивался кругом интеллектуалов и эстетов. Даже такой решительный борец за экологически чистое водное хозяйство, как Альвин Зайферт, ощущал потребность в духовном обосновании своих действий. Последовательная «борьба со сточными водами» не может обойтись без «отвергаемой ныне “романтической” основы», чувства «древнего языческого сродства с чистой родниковой водой», – написано в труде, изданном в 1958 году Немецким объединением охраны вод. В 1970-е годы романтический элемент усилился и в антиядерном движении, что особенно ярко проявилось в скандале вокруг Горлебена, когда там шла борьба против строительства в провинциальном Вендланде хранилища радиоактивных отходов. Лозунг «Пусть живет Горлебен» (Gorleben soll leben) сыграл огромную роль в объединении движения, которому до этого грозил раскол на две части – умеренную и радикальную. Еще большую популярность принесли новому экодвижению тревожные сигналы о «смерти леса» в начале 1980-х годов, благодаря которым удалось мобилизовать традиционный немецкий лесной романтизм. Эта же кампания сделала политически дееспособным экологическое движение Швейцарии. Правда, весь этот шум тогда отвлек внимание от грехов лесного хозяйства с их склонностью к еловым монокультурам. Только «лесник шторм» – разрушительный ураган Випке весной 1990 года заставил широкие круги немецких лесоводов пересмотреть свои позиции и перейти к созданию более естественных форм леса (см. примеч. 49).

Институциональная основа экологического движения очерчена более четко, чем духовная. В долгосрочной перспективе видно, что это движение не ворвалось в политическую сферу извне. За тем мгновенным драматическим эффектом, который производят сцены обстрела противников мирного атома полицейскими водометами, легко забывается, что охрана природы и окружающей среды в общем и целом развивалась в глубоком сродстве с государственными инстанциями и что совершенно нереальным было бы написать историю экологического сознания вне этого постоянного фона. И в Европе, и в США экодвижение со своего возникновения было не враждебным по отношению к государству, а скорее интегративным, несмотря на все столкновения с государственными инстанциями в конкретных случаях. Государственная система образования, исследовательские учреждения, лесные службы, службы здравоохранения, службы контроля за промышленностью, коммунально-бытовые службы: без всех этих учреждений современное развитие экологического сознания и подхода к экологическим проблемам совершенно немыслимо. Рейчел Карсон приобрела свою профессиональную экологическую компетенцию, работая в Службе рыбы и дичи США. Правда, ко времени написания «Безмолвной весны» она уволилась оттуда и занялась самостоятельными исследованиями. Своей славой она обязана не только резонансу в обществе и СМИ, но и выступлениям перед сенатским комитетом и научно-консультативным советом президента. Правительство Кеннеди вскоре увидело в охране среды тему, пригодную для профилирования. Преемник Кеннеди Джонсон пошел еще дальше, и в своей речи «Великое общество» впервые «ввел проблему среды обитания в более широкий контекст своего видения будущего американского общества». Эта тема была тогда гораздо более привлекательна, чем война во Вьетнаме. В 1966 году немецкие защитники природы издали документальное расследование «Природа в беде», сопроводив его письмами поддержки от Аденауэра, Франца Йозефа Штрауса[229]и президента Германии Карла Генриха Любке, – ни малейших признаков враждебности по отношению к консервативному властному картелю! Издатель этого труда, а впоследствии председатель Немецкого союза охраны природы, Хуберт Вайнцирль, был в то время Полномочным представителем правительства по охране природы в Нижней Баварии, тогда он еще старался заключить союз с влиятельным охотничьим лобби. В 1970 году «экологическая политика» как новая широкая политическая сфера была открыта новым социал-либеральным правительством, искавшим популярные сферы деятельности по американским образцам, гражданские экологические инициативы первое время даже получали государственную поддержку! (См. примеч. 50.)