— Вижу, ты уже выбрал, какую игрушку повесить, когда мы приедем в Страну Рождества, — сказал Мэнкс. — Чтобы отметить свой переход в тот мир.

Уэйн взглянул на свою правую руку и с удивлением увидел, что опять держит тот спящий полумесяц, поглаживая большим пальцем его изгиб. Он не помнил, чтобы вынимал его из кармана.

— Мои дочери захватили с собой маленьких ангелов, чтобы отметить конец своего путешествия, — сказал Мэнкс каким-то далеким, задумчивым голос. — Береги его, Уэйн. Храни его как зеницу ока!

Он хлопнул Уэйн на спине и кивнул в сторону переднего отсека салона автомобиля. Уэйн проследил за его взглядом… и увидел, что тот смотрит на открытый бардачок. На телефон.

— Неужели ты думал, что сможешь что-то от меня спрятать? — спросил Мэнкс. — Здесь, в этой машине?

Это не показалось вопросом, на который требуется отвечать.

Мэнкс скрестил на груди руки — так плотно их прижал, словно сам себя обнял. Он улыбался своим мыслям. Он совсем не выглядел сердитым.

— Прятать что-то в этой машине — все равно что положить это мне в карман. Я не могу не заметить. Не то чтобы я винил тебя за попытку! Любой мальчишка попробовал бы. Ешь яичницу, не то остынет.

Уэйн обнаружил, что изо всех сил старается не заплакать. Он швырнул свой полумесяц на пол.

— Ну же! Ну же! Не грусти! Не выношу, когда какой-нибудь ребенок несчастен! Тебе будет лучше, если поговоришь с матерью?

Уэйн моргнул. Одинокая слеза капнула на жирный кусок бекона. Мысль о том, чтобы услышать голос матери, устроила внутри тела Уэйна маленький взрыв, пульсацию потребности.

Он кивнул.

— А знаешь, от чего стало бы лучше мне? Если бы ты рассказал мне об этой женщине, которая принесла твоей матери все заметки. Если ты почешешь мне спинку, я почешу спинку тебе!

— Я вам не верю, — прошептал Уэйн. — Вы ей не позвоните. Что бы я ни сделал.

Мэнкс посмотрел поверх спинки переднего сиденья.

Бардачок захлопнулся с громким щелчком! Это было так удивительно, что Уэйн чуть не уронил тарелку с яичницей.

Сам собой и почти беззвучно открылся ящик под сиденьем водителя.

В нем лежал телефон.

Уэйн уставился на него, дыша с трудом и неглубоко.

— Я тебе еще ни разу не соврал, — сказал Мэнкс. — Но я понимаю, что ты не хочешь мне доверять. Вот посмотри. Ты знаешь, что я не дам тебе телефон, если ты не расскажешь мне о посетительнице своей матери. Я положу его на пол гаража и проеду по нему машиной. Это будет забавно! Если честно, я думаю, что сотовые телефоны изобретены дьяволом. Теперь подумай, что будет, если ты все-таки расскажешь мне о том, что я хочу знать. В любом случае ты узнаешь что-то важное. Если я не дам тебе позвонить матери, ты узнаешь, что я большой жирный врун и тебе никогда не надо доверять мне в чем бы то ни было. Но если я таки дам тебе ей позвонить, то ты узнаешь, что на мое слово можно положиться.

Уэйн сказал:

— Но я не знаю о Мэгги Ли ничего такого, чего бы вы сами не знали.

— Ну вот, теперь ты сказал мне, как ее зовут. Видишь! Процесс узнавания уже пошел.

Уэйн съежился, чувствуя, что только что совершил непростительное предательство.

— Мисс Ли сказала что-то, что испугало твою мать. Что это было? Скажи мне, и я дам тебе позвонить твоей матери сей же миг!

Уэйн открыл рот, не уверенный, что именно собирается сказать, но Мэнкс его остановил. Он схватил его за плечо и слегка сжал.

— Только не начинай сочинять, Уэйн! Наш договор отменяется, если ты не будешь правдив со мной с самого начала! Исказишь правду хоть немножко, и ты об этом пожалеешь!

Мэнкс потянулся и схватил с тарелки кусок бекона. На нем блестела слезинка Уэйна — яркая маслянистая драгоценность. Он откусил половину и начал жевать, слеза там или не слеза.

— Ну что? — спросил Мэнкс.

— Она сказала, что вы разъезжаете по дорогам, — сказал Уэйн. — Что вы вышли из тюрьмы и что маме надо быть настороже. Думаю, мать испугалась именно этого.

Мэнкс нахмурился, медленно жуя и преувеличенно двигая челюстью.

— Больше я ничего не слышал. Честно.

— Как твоя мать познакомилась с этой женщиной?

Уэйн пожал плечами.

— Мэгги Ли сказала, что познакомилась с моей мамой, когда та была маленькой, но мама сказала, что никогда ее раньше не видела.

— И кто из них, по-твоему, говорил правду? — спросил Мэнкс.

Это застало Уэйна врасплох, и он замешкался с ответом.

— Моя… мать.

Мэнкс проглотил откушенный кусок бекона и просиял.

— Видишь. Это так просто. Ну. Я уверен, что твоя мать будет рада тебя услышать. — Он начал наклоняться к телефону — а потом опять опустился на сиденье. — О! Еще одна вещь. Говорила ли эта Мэгги Ли что-нибудь о мосте?

В ответ на этот вопрос у Уэйна, казалось, стало пульсировать все тело: его захлестнуло своего рода покалывание, и он подумал: «Не говори ему об этом».

— Нет, — сказал он, прежде чем успел подумать. Его голос прозвучал глухо и сдавленно, словно эта ложь была куском тоста, на мгновение застрявшим у него в горле.

Мэнкс повернулся к нему с хитрой, сонной улыбкой. Веки у него были наполовину опущены. Он начал двигаться, просунув одну ногу в открытую дверь и поднимаясь, чтобы выйти. В то же время ящик с телефоном в нем ожил, закрывшись с громким хлопком.

— То есть да! — крикнул Уэйн, хватая Мэнкса за руку. Внезапное движение опрокинуло тарелку, стоявшую у него на коленях, сбросив на пол яичницу и тост. — Да, точно! Она сказала, что ей надо снова вас найти! Спросила, может ли она по-прежнему разыскать вас с помощью моста!

Уэйн вцепился Мэнксу в предплечье, и тот остановился на полпути из машины. Он посмотрел на руку Уэйна с видом этакого сонливого удивления.

— Я думал, мы договорились, что ты будешь говорить мне правду с самого начала.

— Я и говорил! Я просто на мгновение забыл! Пожалуйста!

— Забыл, кто спорит. Забыл говорить мне правду!

— Простите!

Мэнкс, казалось, совсем не расстроился. Он сказал:

— Хорошо. Это была мимолетная оплошность. Может, я еще смогу позволить тебе позвонить. Но я задам тебе еще один вопрос, а ты подумай, прежде чем отвечать. А когда ты все-таки ответишь, пусть это будет правдой, так что да поможет тебе Бог. Говорила ли Мэгги Ли о том, как твоей матери добраться до этого моста? Что она говорила о байке?

— Она… ничего она не говорила о байке! Нет, я клянусь! — Потому что Мэнкс начал высвобождать свою руку. — По-моему, она о «Триумфе» ничего не знает!