– Одно время очень хорошо, – ответила она, снова оглянулась на мужчин и, тепло улыбнувшись, добавила: – Лучше, чем кто-либо другой.

Потом она снова повернулась к детям, и вскоре после того я покинула этот чудный дом.

Я снова вышла на жаркую Тайт-стрит. Ключ от квартиры Ребекки был все еще у меня, и я могла бы войти туда и осмотреть то, что ей принадлежало. Воровски порыскать, поискать последнюю тетрадь, хотя была уверена, что не найду ее, забрать фотографии с алтаря… Но я не могла заставить себя снова перешагнуть порог. Правильно я сделала или нет, но я оставила все как есть. Пусть кто-то другой занимается и этой комнатой, и вещами, которые там лежат. Пусть кто-то другой соберет все эти культовые вещи. Вчера я имела возможность видеть наглядно, что происходит с теми, кто одержим прошлым. Я видела женщину, которая растворилась в прошлом. И мне уже не нужны были талисманы.

Я завезла ключ врачу-хирургу и уехала из Лондона. В оконном стекле то и дело появлялось мое отражение, как только мы въезжали в тень. И я видела брошку-бабочку, приколотую к моему платью. Почему-то я не чувствовала себя прежней. Мне казалось, что я стала другой.

Когда я пыталась проанализировать, что видела и слышала во время этой поездки, картина распалась на отдельные фрагменты. Получалось, что Ребекка набросилась на пианино, когда пришла от врача? Почему-то вспомнилось пианино, которое было у нее в детстве в Бретани, со струнами, которые надо было подтянуть. Чем дальше мы ехали на запад, тем сильнее нагревался вагон. Задвижка на раме оказалась сломанной, и окно нельзя было открыть, в вагоне установились жара и духота.

Теперь я поняла, почему Том Галбрайт прекратил свои поиски. Мне надо было последовать его примеру. Все самое важное про Ребекку я уже выяснила, а мелочи не имели значения. Мне можно было бы гордиться тем, что удалось выяснить, но я пришла к выводу, что прошлое – прихотливо: иной раз ты преследуешь его, а в другой момент осознаешь, что оно преследует тебя, и, когда это происходит, тебе уже трудно избавиться от него. Не обращать на него внимания невозможно.

– Хорошие новости, – сообщила мне Роза, приехавшая встретить меня на станцию. – Твой мистер Галбрайт звонил вчера из Бретани. Через четыре дня он приезжает сюда и собирается навестить нас со своим другом…

– Он не мой, – ответила я, опуская боковое стекло. – Перестань называть его так. До чего же жарко.

– И Фрэнсис Латимер придет сегодня к нам на ужин. Я договорилась с рыбаками. Мы приготовим форель.

– Сегодня? Роза, но я так устала. У меня такое впечатление, что я ехала целую неделю в этом поезде. Чья это была идея? Твоя или папы?

Роза с сочувствием посмотрела на меня:

– Неужели ты настолько плохо меня знаешь? Конечно, Джулиана.

И затем почти до самого дома моя тетя не вымолвила ни слова. Мы ехали по узкой дороге, которая петляла вдоль берега и живой изгороди – такой густой и высокой, что казалось, будто мы очутились в зеленом туннеле. Запахи летнего дня наполнили машину. Уныние, охватившее меня, отступило. Я рассматривала жимолость и дикий шиповник, которые выискивали каждый просвет в изгороди, чтобы тотчас заполнить его.

Мысль о том, что Том скоро приедет, вызвала радостный подъем.

Мы подъехали к подножию холмов за Керритом, и перед нами открылась панорама океана со сверкающей кромкой горизонта.

– Да, кстати. У нас была гостья, – вспомнила Роза. – Какая-то женщина приехала вчера после обеда, когда отец отдыхал. Мне она показалась немножко странная. И я не стала рассказывать ему про нее.

– Женщина? Кто такая? И чего она хотела?

– Не знаю. Я ее не узнала, а она не представилась. Очень уклончивая. Хотела повидаться с отцом.

– Она никак не назвалась? Странно. А как она выглядела?

– Ничего примечательного, – ответила Роза. – Одета немодно: какое-то серое платье, серые волосы – как мышь.

Наверное, кто-то из церковного прихода, решила я, или из бесчисленных благотворительных комитетов, которые пытались привлечь моего отца. И тотчас забыла об этом визите и не осознавала всей его важности еще несколько дней. Но в тот момент меня занимали совсем другие мысли и чувства, я думала о возвращении Тома, и какое мне было дело до какой-то неизвестной, ничем не примечательной женщины?

Весть о том, что Том возвращается, разлетелась по Керриту с невообразимой быстротой. Оказалось, что об этом известно уже всем в округе. Я отправилась к аптекарю, чтобы купить лекарства для отца, и там мне улыбались с понимающим видом. А за день перед приездом Тома и его друга я приехала в Керрит запастись едой для ужина, который задумала устроить Роза, и, видя, как продавщица мысленно примеряет на меня свадебное платье, постаралась как можно быстрее улизнуть оттуда. Но вырваться из когтей Марджори Лейн оказалось куда труднее. Она выскочила из своего благоустроенного домика, когда я проходила мимо, и схватила меня за руку.

– Я знала, что он вернется! – воскликнула она. – Завтра, я слышала. Как это замечательно! Кто-то мне говорил – не помню точно, – что он производит впечатление бесчувственного человека, но я их тотчас осадила. Я сказала им, что Элли не умеет скрывать своих чувств. И мистер Грей должен догадываться о том, что она чувствует – все это видят как божий день. И он будет последним дураком, если не вернется. И я им говорила: «Помяните мои слова – он непременно вернется». Скажи мне, Элли, между вами уже все решено? Что вы решили насчет отца?

– Вы ошибаетесь, – сказала я, – все эти слухи – полнейшая чепуха. Он приедет не больше чем на день. Просто короткий визит, в основном чтобы повидаться с отцом. Извините меня.

– Ну, конечно, Элли. – Марджори Лейн тут же сменила тему разговора: – Как твой дорогой отец? Я так неожиданно нагрянула к нему. Твоя тетя еще не рассказала? Она так сухо держалась со мной, я понимаю почему: мне не удалось скрыть своего потрясения, когда я увидела твоего бедного отца… Такая быстрая перемена… Наверное, мне следовало сдержаться и не выдавать истинных переживаний, но ты ведь знаешь, Элли, я обычно говорю то, что у меня на языке. Мне всегда так нравился полковник со всеми его маленькими причудами. И сердце мое сжалось, когда я увидела, как Артур похудел и какой он стал рассеянный. Теперь это продлится недолго, сказала я Джоселин, надеюсь только, что наша Элли уже приготовилась к этому. Ты уже собираешься продать «Сосны»? Сорока принесла на хвосте, что мистер Латимер проявляет интерес к вашему дому. Но его привлекает не только дом, так ведь? Конечно, он в разводе. Но ты ведь знаешь обо всем, надеюсь?

– Разумеется, знаю. И еще я знаю, что папа заметно окреп в последнее время благодаря заботам мистера Латимера. Мне правда пора идти, миссис Лейн.

– Марджори, дорогая! Не люблю ненужных церемоний. Все мои друзья зовут меня Марджори.

– Но я буду продолжать вас звать миссис Лейн, – ответила я и поспешно распрощалась.