Подобные успехи быстро поднимали уверенность в себе и сподвигали на все более разрушительную деятельность в Атлантике и многих других местах. Англия стала поддерживать отношения со всеми, кто мог назвать себя врагом католической Европы. Например, в 1590-х годах королева Елизавета решила освободить мусульман из Северной Африки, которые служили «галерными рабами» на захваченных испанских судах, и обеспечить их одеждой, деньгами «и другими необходимыми вещами», прежде чем они будут в сохранности доставлены домой[1035]. Кроме того, англичане получили поддержку мусульман из Северной Африки во время атаки на Кадис в 1596 году. Это событие было упомянуто в самом начале произведения Шекспира «Венецианский купец». Расстановка сил в тот период была такова, что современные исследователи говорят об англичанах и маврах, участвовавших в «джихаде» против католической Испании[1036].

В результате в попытках Англии бросить вызов испанцам и португальцам на их новых торговых путях в Америку и Азию существенные усилия были затрачены на установление тесных отношений с османской Турцией. В то время как большая часть Европы с ужасом смотрела, как турецкие войска практически подходят к воротам Вены, англичане заняли совсем другую позицию. Их отсутствие было очень заметно, когда остальные христианские государства собрали Священную лигу, коалицию, которая собралась атаковать османский флот в Лепанто в Коринфском заливе в 1571 году. После победы Священной лиги ликовала вся Европа. Чтобы увековечить этот успех, были созданы прекрасные стихи, музыка, картины и статуи. Англия встретила эту победу молчанием[1037].

Даже после этого султан Константинополя получал теплые дружеские письма и щедрые дары от королевы Елизаветы. В результате «искренние и обширные приветствия, благоухающие розой, а также заверения в дружбе и взаимном доверии» были отправлены обратно в Лондон[1038].

Среди подарков из Англии был орган, дизайн которого был создан Томасом Далламом. Он был отправлен в Константинополь в 1599 году. Даллам пришел в ужас от известия, что из-за жары и влажности «многие детали испортились», а трубы были повреждены при перевозке. Английскому послу было достаточно одного взгляда, чтобы «заявить, что он не стоит и двухпенсовика». Орган был преподнесен в дар после того, как был восстановлен Далламом, работавшим круглыми сутками. Игра на нем настолько впечатлила султана Мехмета III, что он осыпал Даллама золотом и обещал «лучших жен, или лучших наложниц, или лучших девственниц, которых я смогу найти»[1039].

Отношения Елизаветы и султана были подкреплены перспективами, которые открылись после продвижения турков в Европе. Папа убеждал христианских правителей сплотиться, чтобы предотвратить дальнейшие потери, мрачно предупреждая их, что «если Венгрия захвачена, то Германия будет следующей, а если они перейдут Далмацию и Иллирию, последует вторжение в Италию»[1040]. Англия твердо гнула свою линию, выстраивая хорошие отношения с Константинополем. Это казалось удачным решением для внешней политики, а также для развития торговых связей.

В связи с этим официальный договор, который давал английским торговцам в Османской империи привилегии более щедрые, чем давались какой-либо другой нации, бросался в глаза[1041]. Не менее поразительным было то, что в общении между протестантами и мусульманами использовался общий язык. И это не было случайностью, королева Елизавета в письме османскому султану писала о себе, что она «милостью всемогущего Господа… непобедимый и самый могущественный защитник христианской веры от всех видов идолопоклонников, которые живут среди христиан и перевирают учение Христа»[1042]. Османские правители также внимательно следили за возможностью добраться до тех, кто откололся от католической церкви, подчеркивая сходство тем, как они интерпретируют веру, особенно, когда дело касалось визуальных образов. Среди множества прегрешений «неверного, которого они называют папой», как писал султан Мурад «членам лютеранской секты в Испании и Фландрии», было то, что он поощряет поклонение идолам. Во многом то, что последователи Мартина Лютера «отказались от идолов и изображений и колоколов в церквях», их заслуга[1043]. Вопреки всем трудностям, протестантизм в Англии мог открыть новые возможности[1044].

Положительное восприятие османов и мусульманского мира проникло в массовую культуру Англии. «Не презирай меня за черноту», – говорил принц Марокканский в шекспировском «Венецианском купце», когда он пытался завоевать Порцию. Публика была осведомлена, что король неоднократно храбро сражался за султана и был прекрасной партией для наследницы (в данном персонаже зашифрован образ самой королевы Елизаветы), кроме того, он был достаточно проницателен, чтобы понять: «не все то золото, что блестит». Еще одним примером служит образ Отелло – трагическое благородство главного героя, «мавра» (и вполне вероятно, мусульманина) на военной службе в Венеции резко контрастирует с двойными стандартами, лицемерием и обманом, царящими среди христиан вокруг него. «У мавра постоянный, любящий, благородный характер» – так публике сообщают, что мусульмане могут считаться надежными и решительными, соответственно, когда дело доходит до обещаний, они являются хорошими союзниками[1045]. Действительно, в елизаветинскую эпоху появление Персии стало общим позитивным культурным ориентиром в английской литературе[1046].