– Вы, похоже, их очень любите, – улыбнулся Гриша.

– Я о них забочусь, – произнес Валдаев с профессиональной гордостью посвященного. – Они – существа, достойные сочувствия и человеческого отношения. В мире найдется не много людей, готовых дать им это отношение.

Он присел на бревно у самого края берега и пригласил Григория устраиваться рядом.

– Расскажите мне о нем. Где вы его нашли, как он себя вел, что о нем известно? Я не любопытствую, эти сведения нужны для дела.

Гриша оглянулся и обнаружил, что Луков уже куда-то исчез.

– Не волнуйтесь за него, – успокоил Валдаев. – Он уже осваивается. Поверьте, ему здесь лучше, чем в любом другом месте. Итак, я весь во внимании...

Гриша не стал рассказывать о клинике «Золотой родник», об отлаженных технологиях и клиентах с тугими кошельками. Он представил появление Лукова-мутанта в виде научного эксперимента – не совсем легального, а потому выпавшего из поля зрения ученой общественности.

Валдаев слушал внимательно, иногда он кивал и бормотал про себя: «Да-да-да...»

– Значит, все-таки репродуктивное клонирование, – наконец сказал он. – И, как вы утверждаете, зигота находилась в необычных условиях – вибрация, электрические поля...

– И сильнейшие препараты-катализаторы, – добавил Григорий.

– Что ж, все верно, все совпадает с нашими наблюдениями. Дорогой коллега, я, конечно, объясню вам, почему вместо обыкновенного человека из яйцеклетки вырос антропоморф. Но чтобы вы лучше все поняли, начну несколько издалека. Вам ли объяснять, что человек несопоставимо сложнее, чем любая из земных тварей... Разум настолько уникальное, тонкое, парадоксальное явление среди ледяных глыб, пылающих звезд, комет, что порой можно усомниться в случайности его появления.

Разум не только уникален, но и очень хрупок. Человечество с удивительной легкостью ставит себя на край гибели. Более того, оно, что ни день, ходит по этому краю. А сколько зависит от случайности?! Один гигантский метеорит или мощная вспышка на Солнце – и разум погибнет в единый миг. Ведь мы очень слабы, мы не можем в одиночку защититься от агрессивной природы, мы порой не умеем даже добыть себе пищу иначе, чем в магазине. Взгляните на любого из нас: голая тонкая кожа, слабые мышцы, вялая реакция – что мы можем наедине со стихией?

Представьте, насколько это нелепо: из космоса падает мертвый камень – и все наши дороги, каналы, плотины и города остаются без хозяев. Стоило ли в течение тысячелетий изменять мир, чтобы покинуть его так легко? Сколько природа вложила труда, чтоб зажечь на крошечной планете искры разума, – и получила в результате расу самоубийц. Вам не кажется это противоестественным?

– Да-да... – пробормотал Григорий, вспомнив в эту минуту хирурга Коровина. – Мне уже приходилось слушать подобные речи.

– И как вы к ним отнеслись? Вы способны поверить – я имею в виду, сердцем, – что наша планета может осиротеть из-за роковой случайности?

– Верю или не верю... – пожал плечами Гриша. – При чем тут моя вера? Человек до какого-то возраста тоже не верит сердцем, что когда-то умрет. А цивилизация живет по тем же правилам, что и отдельно взятый человек.

– И все же, признайтесь себе, не для того мы обустраивали планету, меняли русла рек и срывали горы, чтобы в один роковой день все это осталось пустым и невостребованным. Да и не в городах вопрос. Города – это лишь камни. Возможно, дело в том, что у цивилизации есть какая-то миссия – путь, который она обязана пройти до конца. Вам так не кажется?

– Не знаю. Это абстракции, бездоказательные предположения. Это просто не мой стиль.

– Не ваш стиль? Но разве вы – мыслящее существо – ни разу не задумались о том, зачем нас поселили на этом каменном шарике?

– Задумывался, – признал Григорий. – Конечно, задумывался. Но так ничего и не решил. А вы?

– Ну, я, конечно, тоже, – смущенно проговорил Валдаев.

– Тогда зачем мы об этом говорим? Пациент, которого мы привезли, – он реален. Он останется, даже если отбросить все наши фантазии о миссии цивилизации, об уникальности разума...

– Но ведь он-то и подтверждает эти фантазии! – воскликнул Валдаев. – Не объясняет, а лишь подтверждает.

– Каким же образом?

– Ну, вдумайтесь! Эмбрион вашего пациента развивался в условиях вибрации, излучения и сильнейшей гормональной атаки. В результате получилось существо, которое, я уверен, устойчиво и к излучению, и к механическим воздействиям, и к химии. А что будет, если у миллионов людей, случайно выживших после вселенской катастрофы, зародыши начнут формироваться в условиях ядерной зимы, или сейсмической нестабильности, или бомбардировки микрочастицами из космоса? Что тогда будет?

– Хотите сказать, каждая женщина тогда родит подобного монстра? – с недоверчивой улыбкой переспросил Гриша.

– Не каждая. Ни в коем случае не каждая. И все же они – антропоморфы – появятся в гораздо больших количествах, чем сейчас. Хотя, если откровенно, их число и так растет год от года – жизнь на планете неумолимо меняется. В условиях же глобальной катастрофы их появится достаточно, чтобы начать свой род на нашей планете, положить начало новой разумной расе. Их родители – обычные человеческие существа – будут погибать от болезней и голода, а они расползутся по радиоактивным развалинам, чтобы построить свою жизнь. Они – резерв человечества, его тайная армия, которая убережет искру разума даже в самые страшные времена.

– Постойте... Но почему тогда природа не дала человечеству этот резерв эволюционным путем? Почему она сделала его загодя обреченным?

– «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его...» – процитировал Валдаев. – Только не забывайте, что человек был сотворен для жизни в раю. А планета уже далеко не рай...

– И все же, – упорствовал Григорий. – Если обойтись без Библии, без теорий о космическом сверхразуме и миссии цивилизации – почему мы не стали в полном смысле совершеннейшими из всех существ? Нам, например, не мешало бы стать земноводными...

– Ну, вы же сами ответили на свой вопрос, – улыбнулся Валдаев. – Эволюция! Пока еще не было и нет нужды приспосабливать разум к экстремальным условиям. Природа не делает ничего лишнего. А случись беда – на эволюционный отбор просто не останется времени. Потому и существует этот резервный путь – революционное происхождение вида. Путь, который дан только человеку, который делает его самым непобедимым из всех земных тварей! Вид, который представляют мои питомцы, по праву следует звать Homo non victis – человек непобедимый.

– Звучит очень торжественно, – признал Гриша, хотя и с сомнением, – но что-то здесь настораживает. Ничего идеального ведь не бывает...

– Да, конечно, за все нужно платить. Они непобедимы, но и не совершенны. У них никогда не будет столь же высокого интеллекта, как у человека. Да, они разумны, однако инстинкт выживания у них преобладает над созидательным началом. Они мало способны к творчеству. Их теоретически можно выучить читать, хотя навык моментально выветрится, если его не применять ежедневно. Это неизбежная издержка, но она не противоречит главной задаче – сохранить разум, пока условия не восстановятся.