Марико! Всю жизнь я старалась стать женщиной, достойной твоего отца. И для меня нет большего счастья, чем умереть, веря в его любовь. Я неустанно благодарю Господа за то, что он ниспослал мне такого мужа и даровал моей дочери такого отца. Надеюсь, что и ты постараешься стать достойной своего отца и будешь радовать его и за себя и за меня. Я так и не сумела стать отцу хорошей женой, но я спокойна, зная, что мои старания не пропали даром и ты сделаешь для него то, что не успела сделать я.

Твоя мама Синно

По дороге я много раз подряд перечитала это письмо. Я не совсем понимала, чем руководствовалась мать, оставляя его мне, но тем не менее была взволнована. Ведь до сих пор я не знала даже её имени. Я с изумлением разглядывала выцветшие любительские фотографии — отец и мать были такими молодыми! Можете себе представить, каким потрясением для меня было увидеть мамин портрет! Потом я долго думала, силясь понять, почему она решила оставить для меня это короткое письмо и фотографии, обременив ими мадам Биар. Я благодарна своим родителям за то, что у меня было такое безоблачно счастливое детство. Может быть, я сказала уже достаточно и нет нужды делиться с Вами впечатлениями от чтения маминых дневников? Прочтя их, я почему-то подумала по-французски: "Повр маман!"[74]Возможно, Вам покажется это несколько нарочитым, но никакими японскими словами я не сумела бы выразить ту глубокую, душераздирающую жалость, которую испытала в тот миг. Узнав о мамином детстве, я почувствовала некоторое облегчение, поняв, что моя безотчётная неприязнь к господину Каидзиме не так уж необоснованна. Жаль только, что мать всё время так цеплялась за отца, так старалась убедить его в своей любви. Мне, а ведь я тоже женщина, кажется, что ей следовало быть более уверенной в себе и не такой безвольной. Боюсь, что отца это тоже немного раздражало и огорчало. Наверное, Вы сочтёте меня непочтительной дочерью, и я заранее прошу за это прощения, но, по-моему, женщина только тогда может сделать мужа счастливым, когда сама живёт полнокровной жизнью. И разве не это главное для женщины? Когда я читала мамины дневники, я всё время думала о том, что отцу было бы гораздо легче, если бы она была более самостоятельной. То ли она этого не умела, то ли была лишена достаточно сильной, нуждающейся в самовыражении индивидуальности, но, по-моему, причина её страданий именно в этом (к тому же в её страданиях слишком много надуманного) и именно поэтому она не сумела сделать отца счастливым. Вот такое впечатление осталось у меня от чтения этих записок. Мама считала отца выдающимся человеком, но именно его незаурядность и мешала ему быть только её мужем, её повелителем, он хотел, чтобы она была для него чем-то большим, чем просто женой, полностью зависящим от него существом. Конечно, их брак был ошибкой, и в этом причина несчастья обоих. Отец всегда считал, что должен нести свой крест, и любил мать, она тоже старалась, как могла, и я верю, что по-своему она была счастлива. Просто ей пришлось слишком много страдать. В конце жизни она обрела спокойное пристанище в вере, и это помогло ей смириться с тем, что она умирает на чужбине, так далеко от своей родины.

Что касается записок отца, то мне нет нужды их читать, ведь все эти двадцать лет мы прожили бок о бок, и я каждый день читала в его сердце. Достаточно сказать, что, когда мне пришла пора выходить замуж, я хотела только одного — чтобы мой муж был похож на моего отца. И было бы странным, если бы у меня вдруг возникло желание прочесть его записки. Но я очень рада, что отец дал мне прочесть мамины дневники, я словно получила разрешение открыто говорить с отцом о своей покойной матери, я думаю, что и ему это будет приятно.

И ещё, я дала прочесть дневники Цукисиро, хотя, наверное, могла бы этого и не делать. Мне хотелось, чтобы он побольше знал о моих родителях. Чтение очень взволновало его, он особенно сочувствует матери.

— Хорошо бы ты взяла пример со своей матери, — сказал он. — Брак — это когда два человека не жалеют усилий, чтобы создать нечто новое, как только они перестают это делать, браку приходит конец.

Вопрос в том, на что должны быть направлены эти усилия. Мы как раз недавно говорили с ним об этом. Что ж, постараюсь стать похожей на эту Марико, которая всегда была для мамы неким недостижимым идеалом. Может быть, и Цукисиро когда-нибудь придётся ехать в Европу, тогда я поеду вместе с ним, стану ему помогать, пусть европейские женщины увидят, на что способны японки. Мама так мечтала ещё раз приехать в Париж, может быть, мне удастся осуществить её мечту? Я сделаю всё, чтобы стать именно такой женщиной, какой хотела стать она, и если вдруг когда-нибудь окажусь во Франции, то навещу всех её знакомых, пройду по всем местам, где она бывала, и таким образом смогу успокоить её душу.

Извините за такое длинное письмо. Надеюсь, что Вы расскажете о моих впечатлениях отцу, и прошу Вас, устройте так, чтобы когда мы с ним снова встретимся, то смогли бы без всяких недомолвок говорить о матери.

С почтением

1942 г.

Pari ni shisu

Умереть в Париже

Т. Л. Соколова-Делюсина, перевод на русский язык, 2002

Освещения на станции Датун не было. Не было его и около станции. Ветер бесшумно вздымал тучи песка, и оттого казалось, что ночная мгла пропитана густым туманом. Сквозь этот туман проступало что-то тёмное, словно далёкие горы, — наверное, городские стены.

Сотрудник N-ского информационного агентства Томоо, назначенный в Чжанцзякоу сопровождать двух приехавших японцев, прижимая обеими руками к голове фуражку, отчаянно нырнул в пучину холодного ветра: надо было искать транспорт. Харуда переглянулся со своим спутником, приходившимся ему двоюродным братом, и невольно вздохнул: предстояла суровая проверка документов в комендатуре станции.

Писатель Харуда последние три недели знакомился с последствиями военных действий в Северном Китае[75]. Его сверстник Сугимура, специалист по экономике, вот уже два месяца служил советником одного из ведомств в Пекине. Пройдя проверку документов, они вышли на улицу, и тут же откуда-то снизу, от подножия склона, донёсся настойчивый крик Томоо:

— Сугимура-сан, Харуда-сан! Сюда, быстрее!

Там, внизу, он поймал три машины и теперь яростно оберегал их от других желающих уехать, ругаясь при этом, как сварливая тётка: за несколько машин схватилось несколько десятков человек.

Бросив под ноги рюкзаки и сумки, они тронулись в путь. Спустя некоторое время ехавший позади Томоо радостно прокричал:

— Тут ещё банды нападают, так что из Чжанцзякоу за пять с половиной часов добраться — рекорд! Жуткое дело, когда поздней ночью сюда приезжаешь.