— Остановись, пожалуйста. Ты будешь жалеть потом. Я знаю тебя, Кассиди, — с чувством произнесла она. — Мне близки и понятны твои мысли. Ты будешь себя ненавидеть до конца дней своих, если сейчас уступишь своему желанию.

— Нет, не буду.

— Да, да, будешь, обязательно.

— Тс-с-с.

Он провел рукой по ее спине и щелкнул замочком бюстгальтера. Клэр застонала, когда его руки проникли под освободившиеся чашечки и нежно обхватили ее груди. Кончиками пальцев он слегка сдавил соски, и они напряглись, поддавшись ласке. Его губы блуждали по ее шее и нежно покусывали шелковистую кожу.

— Кассиди, не надо. Я не хочу быть пятном на твоей совести. Это не правильно — то, что мы делаем. Ты же знаешь. Пожалуйста, остановись.

Ее мольбы были слабыми и казались неискренними даже ей самой, так что когда рука его опустилась ниже, к животу, а потом погрузилась в трусики, она замолчала. Она еще могла бы солгать ему, но ее тело лгать не могло. Лоно ее было теплым и влажным.

Он спустил ее трусики, и Клэр высвободила ноги. Расстегнув брюки, он придвинулся к ней — ближе, ближе, пока она не почувствовала прикосновение его твердой плоти. И когда он ворвался в ее раскрывшееся, теплое, нежное лоно, их сладострастные стоны слились в единую мелодию страсти.

Опершись руками о фарфоровый умывальник, Клэр двигалась в такт его медленным, сильным толчкам. Он держал ее бедра крепкими руками, прижимая ее ягодицы к своему теплому паху. Затем, положив руку ей на живот, он с силой вдавил его, и она впустила его еще глубже, исступленно сжав в себе его плоть. Он застонал в экстазе, уткнувшись ей в шею.

— Кассиди, — прошептала она.

Кончиками пальцев он коснулся ее раскрытых губ, затем накрыл их рукой. Она поцеловала его ладонь, облизала подушечки пальцев, прикусила мякоть большого пальца. Его движения стали более резкими и быстрыми, настойчивыми и жадными. Клэр тоже была охвачена лихорадкой страсти. И когда его рука оказалась меж ее бедер и нежно коснулась набухшего клитора, она не могла сдержаться. Это прикосновение словно током пронзило ее тело, и она непроизвольно стиснула бедра.

Кассиди обнимал ее за талию, склонившись над ней, прижимаясь грудью к ее спине. Он не просто обнимал ее, он поглотил ее всю, и наконец дом огласил протяжный крик. Она накрыла его рот глубоким, долгим поцелуем, влажным и соленым от слез.

— Ты мог бы не говорить, что любишь меня, — прошептала Клэр, когда они уже лежали в постели. Она нежно теребила пальцами его волосы. Шевелюра его явно нуждалась в стрижке.

Но Клэр она нравилась именно такой — лохматой и неухоженной. — Я бы вес равно не устояла перед твоими чарами, — поддразнила она.

— Я сказал тебе об этом, потому что это правда. — Он поуютнее прижался к ней ногой. — Я почувствовал, что влюблен, с той самой минуты, как увидел тебя. А может, это началось, когда ты подула на меня этими идиотскими пузырьками из флакончика, что висел у тебя на шее. Это было чертовски эротично.

— Я вовсе не с этой целью демонстрировала тебе эту безделушку.

— Разве нет? Ну, значит, все дело было в том, как ты вытягивала губы. — Он пробежал пальцами по ее губам, задумчиво улыбнувшись, потом выражение его лица стало мрачным. — Каждый раз, когда Краудер обвинял меня в том, что мои чувства мешают расследованию, я отрицал это, спорил с ним. Но он был прав. — Кассиди на мгновение прикрыл глаза. — Я не хотел, чтобы убийцей оказалась ты, Клэр.

Она уткнулась лицом в его грудь.

— Я не хочу говорить об этом. Пожалуйста. Давай о чем-нибудь другом — о чем говорят обычно влюбленные.

— Мы не обычные, Клэр.

— Ну давай притворимся, хотя бы ненадолго. Как будто мы встретились при обычных обстоятельствах. И сразу же влюбились друг в друга. Мы отдались охватившей нас страсти, но наши отношения до сих пор остаются на этой удивительной, волшебной стадии, когда мы еще ничего толком друг о друге не знаем. — Она привстала, облокотившись о подушки, и внимательно смотрела на него. — Расскажи мне, что причинило тебе такую боль.

— Что ты имеешь в виду?

— Не оскорбляй мой природный ум, Кассиди. В твоем прошлом есть очень горькие страницы. Я знаю эти симптомы. Что так задело тебя? Что обозлило и сделало таким нетерпимым? Твоя жена? Развод?

— Нет. Это все прошло мирно. Я не любил ее. — Он поиграл прядью ее волос. — Во всяком случае, не так, как тебя.

— Ты уходишь от разговора.

— Пытаюсь.

— Ничего не выйдет. Я такая же упрямая и настойчивая, как и ты.

Он преувеличенно шумно вздохнул:

— Это не слишком подходящая тема для постельной беседы, Клэр.

— Но я хочу знать.

— Почему?

— Потому что мне отведено так мало времени! — нетерпеливо закричала она, отбросив шутливый тон. Потом, смягчившись, добавила:

— Я хочу успеть как можно больше. Ты моя последняя любовь в этой жизни, Кассиди. Я хочу знать все о тебе. Для меня это важно.

Они долго смотрели в глаза друг другу, потом он сказал:

— Ты будешь жалеть, что проявила настойчивость. Она покачала головой. Немного поколебавшись, он поведал ей историю, которую совсем недавно рассказывал Тони Краудеру. Клэр слушала молча, не перебивая. Закончив свой рассказ, Кассиди сказал:

— Знаешь, где нашли этого подонка? За картами и пивом в компании приятелей. Убив и расчленив одиннадцатилетнюю девочку, он развлекался с дружками. Он даже не боялся ареста. Думал, что ему ничто не грозит. И это с моей помощью он настолько обнаглел.

Она положила руку ему на грудь, словно успокаивая:

— Его оправдало жюри из двенадцати присяжных. Ты не вправе считать себя ответственным за этот приговор.

— Я приложил к этому руку, — с горечью произнес он.

— У тебя были обязательства перед клиентом.

— Я уже пытался найти тысячи оправданий себе, Клэр Но безуспешно. Оправдания моему поступку нет. Если бы не я, не мое самолюбование на суде, не разгуливать бы ему на свободе. Та малышка погибла в муках из-за моего тщеславия и непомерных амбиций.

Сердце Клэр разрывалось от сострадания к нему. Она понимала, что он до самой могилы обречен нести тяжкий крест своей вины. К сожалению, она ничего не могла сказать или сделать, чтобы изменить прошлое, но ей хотелось убедить его в том, что он уже искупил свой грех.

— Это был тяжелый урок, Кассиди, но ты многое вынес из него. И стал хорошим обвинителем. Он глубоко вздохнул:

— Это единственное, что хоть как-то меня утешает.

— Мне очень жаль, — честно сказала она. Он удивленно взглянул на нее:

— Жаль?

— Да, жаль, что это произошло с тобой.