— Пожалуй, я лучше буду придерживаться своего парадного мундира, — поспешил сказать Ваймс.

В комнату вбежал аркканцлер Чудакулли.

— Вы еще не готовы? Все ждут только тебя, лорд Ва…

— Зови меня сэр Сэмюель, — перебил его Ваймс. — К этому я почти что привык.

— Казначея с чердака уже сняли, так что, в общем, можно начинать. Ты, напоминаю, идешь самым первым…

Ваймс проследовал во главу процессии. Он чувствовал устремленные на него взгляды, слышал перешептывания. Интересно, можно ли вылететь из пэров? Надо бы уточнить. Хотя, судя по поступкам знаменитых лордов прошлого, для этого нужно совершить нечто действительно ужасное.

А памятник даже в набросках смотрится весьма неплохо. И с новыми учебниками истории тоже было интересно ознакомиться. Оказывается, творить историю легко. История — это то, что написано в книжках. Все очень просто.

— Итак, все просто преотличненько! — оглушительно провозгласил Чудакулли, перекрикивая шум толпы. — А теперь если мы все немедленно последуем за лор… за ком… за сэром Сэмюелем, то успеем вернуться прямо к обеду. Хор готов? На мантию никто никому не наступает? Тогда вперед!

Ваймс двинулся церемониально медленным шагом. Позади него раздалось многоногое шебуршание — это тронулась с места вся процессия. Какие-то проблемы обязательно возникнут, иначе и быть не может, когда дело касается публичных мероприятий, в которых принимают участие глухие старцы и глупые юнцы. Наверняка кое-кто уже шагает не в ту сторону.

На площади Сатор процессию встретила толпа — насмешками, кишечными шумами, а также восклицаниями типа: «Зырь, зырь, это чо, типа, он самый?» — традиционной реакцией толпы на подобного рода мероприятия. Правда, раздалась парочка приветственных криков.

Он смотрел прямо перед собой.

Шелковые чулки. С ПОДВЯЗКАМИ. Хоть от этого удалось отделаться. Он на многое готов ради Сибиллы, но если в перспективе их отношений маячат подвязки… в общем, он согласен иметь с ними дело, но только на Сибилле. А еще все твердят, что он должен носить пурпурный плащ, отороченный дурностаем. Об этом тоже могут забыть.

Целый мучительный час он провел в библиотеке. Весь этот бред насчет позолоченных набалдашников и шелковых чулок — настоящий болотный газ. Традиция? Он им покажет традиции! Насколько ему известно, НАСТОЯЩИЕ герцоги вообще не вылезали из кольчуг, заляпанных кровью, предпочтительно чужой…

В толпе завопили. Дернув головой в сторону крика, Ваймс увидел дородную женщину. Сидя на земле, она размахивала руками и кричала.

— …Спер мою сумочку! А свою воровскую бляху так и не показал!

Процессия остановилась. Ваймс уставился на человечка, быстро пересекающего Саторскую площадь.

— Сидни Карманс? А ну стоять! — заорал он и сорвался с места.

Разумеется, лишь очень немногие знают, как именно свершается Традиция. Самой ее природе присуща некая таинственная нелепость: КОГДА-ТО существовала веская причина, почему в мясленицу полагалось гулять именно с букетом розовых примул, теперь же вы их покупаете потому, что… так ПОЛОЖЕНО. Кроме того, интеллектуальный уровень существа, известного под названием «толпа», равняется корню квадратному из числа составляющих ее людей.

Ваймс побежал, поэтому университетский хор бросился за ним. А те, кто шел следом за хором, вдруг оказались перед гигантской прорехой, и их естественной реакцией стало заполнить эту дыру. А дальше все бежали, потому что все бежали.

Время от времени кто-нибудь из тех, чье сердце, легкие или ноги яростно протестовали против подобных испытаний, издавал скорбный стон. Периодически над толпой разносился очередной рев аркканцлера — глава Незримого Университета пытался противостоять людским массам, но его каждый раз роняли головой прямо о булыжную мостовую.

А вор-подмастерье Сидни Карманс бежал, потому что, бросив взгляд через плечо, вдруг увидел, что на него несется махина всего анк-морпоркского общества. Этого зрелища неокрепшая психика юноши не могла выдержать.

И Сэм Ваймс бежал. Он сорвал плащ, зашвырнул куда-то шляпу с плюмажем и бежал, бежал…

Потом его ждут неприятности. Ему придется отвечать на вопросы. Но все это потом — а сейчас, восхитительная в своей простоте, чудесная в своей чистоте и, хочется надеяться, не имеющая конца, под чистым небом, в юном, незапятнанном мире… сейчас была только погоня.