— Подсчет проведен, я все проверил.

Анри встал, дрожащий и бледный как мертвец, явно намереваясь что-то сказать, но прежде чем он успел раскрыть рот, Мадлен повелительно сказал ему:

— Молчите и садитесь. Я прошу вас об этом, а в случае надобности я вам это приказываю.

Анри упал на стул и, закрыв лицо руками, разрыдался. Мадлен подал знак нотариусу, который продолжил:

«Статья 4.

Назначение приданого будущей супруге.

По случаю брачного союза господин Пелюш со своей стороны выделяет и назначает в виде приданого мадемуазель Камилле Пелюш, своей дочери, будущей супруге, атас благодарностью принимает сумму в триста тысяч франков билетами Французского банка, которая будет ей вручена при чтении контракта».

— Но, — вскричал г-н Пелюш, — что за ерунду вы здесь читаете, сударь? Неужели вы полагаете, что я прибыл открывать охоту, имея в кармане триста тысяч франков в банковских билетах?

— Не знаю, сударь, — спокойно ответил второй нотариус. — Но я знаю, что мне их вручили сегодня утром от вашего имени…

— Кто? — вскричал г-н Пелюш.

— Ваш друг Мадлен, и вот они.

Сказав это, нотариус в качестве противовеса приданому Анри положил на стол пачку в триста тысяч банковских билетов, произнеся, как и его коллега:

— Подсчет проведен, я все проверил.

— Мадлен! Мадлен! — вскричал г-н Пелюш, не зная, что ему делать: то ли рассердиться, то ли броситься в объятия друга.

— Отец, — воскликнула Камилла, — отец, я согласна, последуйте моему примеру!

И подобно Герсилии, подталкивающей Ромула и Тация в объятия друг друга, Камилла толкнула г-на Пелюша в объятия Мадлена.

С этого мгновения ни с той, ни с другой стороны более не последовало никаких замечаний.

Молодые люди переглянулись, опьянев от счастья, но все еще сомневаясь. Мадлен подтолкнул Камиллу в объятия Анри так же, как до этого Камилла

отправила г-на Пелюша в объятия друга.

Ничего нельзя было разобрать, кроме взрывов смеха, радостных всхлипов, бессвязных восклицаний.

Оба нотариуса, в противоположность античным авгурам, которые не могли смотреть друг на друга без смеха, одновременно вытащили платки из карманов и взглянули друг на друга, утирая слезу.

Жюль Кретон опрокидывал одно за другим кресла, а Фигаро прыгал, радостно лая и не подозревая, что он являлся первопричиной всего этого.

Анри, как ребенок, подошел к Мадлену и упал перед ним на колени.

Мадлен обнял его и прижал к груди.

— О мой благородный, мой достойный друг, — сказал ему Анри, — вправе ли я принимать от вас подобные благодеяния?

— Как?! Вправе ли ты? — вскричал Мадлен. — Полагаю, да.

— На каком основании? — спросил Анри. — Кто я вам? Ваш крестник, только и всего.

— Несчастный! — сказал ему Мадлен. — Неужели ты до сих пор не понял одного?

— Чего?

— Того, что эта бедная девушка, которую соблазнил граф де Норуа, твоя мать…

— Да?

— Это была моя сестра, неблагодарный!

Анри вскрикнул от радости и бросился на грудь Мадлену.

— Да, да, — вскричал он, — я был страшно неблагодарным!

— Ну, дети мои, — произнес Мадлен, — все это прекрасно, но мы забыли главное.

— Что же мы забыли? — спросил г-н Пелюш со слезами на глазах.

— Черт возьми! Мы забыли подписать контракт.

— Это верно, — заметил г-н Пелюш и, взяв перо, подписал гербовую бумагу первым.

Мадлен поставил свою подпись вслед за ним.

Затем — оба супруга.

После этого — все вперемешку, как попало.

Величественные росчерки обоих нотариусов завершили дело.

Когда была поставлена последняя подпись, дверь обеденной залы распахнулась, открывая вид на великолепно накрытый стол, и слуга объявил:

— Господин и госпожа де Норуа, кушать подано!

— О-о! — произнес Жиродо, единственный, кто с сожалением смотрел на происходящее. — Господин и госпожа де Норуа — еще рано их так называть!

— Во всяком случае, этого не долго ждать, — заметил г-н Редон, — так как в назначенный час мы отправимся в мэрию, а господин кюре обещал нас ждать до двух часов в церкви.

Все произошло так, как и было намечено. После великолепного завтрака, во время которого молодые люди и крошки не взяли в рот, они, все еще не веря своему счастью, совершенно оглушенные случившимся, выполнили все формальности обеих процедур: гражданского брака и венчания.

После венчания, как обычно, все прошли в ризницу, где каждый поцеловал новобрачную и расписался в книге записей.

Господин Пелюш взял перо в свою очередь и уже собирался поставить свое имя.

— Черт возьми! — внезапно вскрикнул он так громко, что все обернулись.

— Что случилось? — спросил Мадлен.

— А как же Атенаис? Ведь мы забыли о ней, только и всего!

— Полно, — усмехнулся Мадлен. — Завтра открытие охоты: пошлешь ей в корзике с добычей уведомительное письмо.

— А, черт возьми! Тем хуже! — произнес г-н Пелюш решительным тоном, каким Цезарь воскликнул, переходя Рубикон: «Alea jacta est![18]» В конце концов она не ее родная мать, а я ее отец!

И он поставил свою подпись.

Роман «Парижане и провинциалы» («Parisiens et provinciaux»), высмеивающий меркантильность и ограниченность французских буржуа, был написан в 1866 г. На фоне незамысловатой любовной истории Дюма с неподражаемым юмором описывает свои родные места, парижские и провинциальные нравы и быт, сцены охоты.

Время действия — лето 1846 г. — осень 1847 г.

Роман впервые публиковался в газете «Пресса», с 26.06 по 13.10.1866. Первое его книжное издание: Paris, Techen, chez Charles Prochaska, Libr.-Editeur, 24mo, 4 v., 1867.

Сверка перевода с оригиналом была выполнена по изданию: Paris, Michel L6vy freres, 12mo, 2 v., 1868.

351 … Старый Париж уходит от нас! — Во второй пол. 50-60-х гг. XIX в. была произведена коренная перестройка старой части Парижа в пределах кольца Бульваров, проложенных в кон. XVII в. на месте средневековых городских стен. Там было снесено множество домов (до 27 тысяч), построено много новых, сооружено девять мостов, проложены новые прямые и широкие улицы, заменено покрытие улиц. Кроме украшения города и улучшения его санитарного состояния, эти меры имели целью создать условия для использования артиллерийского огня и атак кавалерии при подавлении народных восстаний.