Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Процедура «отречения» от аспирантуры прошла лучше, чем Оливье думал. «Ну что ж… Жаль, очень жаль, но мы понимаем… Конечно, со следующего года… Да, да, дадим вам полную нагрузку». Они все, наверное, думали, что он передумает, но он не передумал, и с сентября погряз в рутинной преподавательской работе: три класса в университете и один в средней школе. Денег сразу стало больше, но больше ничего не изменилось, вернее, изменилось, но к худшему. Раньше, когда он работал над диссертацией, у него была надежда, что скоро всё изменится, а сейчас такой надежды уже не было. Изменений не будет, будет только постылая лямка, он в неё зачем-то впрягся и будет тянуть до смерти: убогие ленивые студенты, которые после одного-двух семестров едва узнают тебя, частые собрания коллектива, на которых ничего интересного не может обсуждаться в принципе. И вот такая у него теперь судьба, он сам её выбрал, обвинять некого.
Мать приезжала погостить, привезла в подарок голубой кашемировый свитер. Денег не предложила. Они вообще о деньгах не говорили, мама считала эту тему не «комильфо». Его решение бросить аспирантуру она не прокомментировала, видимо, тоже не желая вмешиваться в его взрослую жизнь. Оливье от матери отвык, не очень знал, о чем с ней разговаривать, тем более, что её присутствие создавало в доме напряжение. Мама жила в гостинице, но проводила с ними много времени. По-английски она не говорила, Оливье приходилось переводить. Дженнифер тактично соглашалась оставить их вдвоём, но мама хотела проводить время с детьми, которые по-французски не говорили. Оливье устал и вздохнул с облегчением, когда проводил маму в аэропорт. «Тебе пора новую машину покупать, сынок», – мама всё-таки не удержалась от замечания. «Да, да, мам, купим». Они сходили в аэропорту в ресторан, мать заплатила, хотя Оливье предлагал ей денег. «Да, ладно, ладно, это пустяки». Мама была в хорошем настроении и рассказывала, что собирается в Индию, будет там брать уроки йоги. «Тебе тоже следовало бы йогой заняться, сынок. Это полезно». Он улыбался и махал матери рукой, пока она не скрылась из виду. «Боже, наконец-то». – Оливье понимал, что стыдно так думать, но врать себе казалось ему глупым.
Из «замкнутого круга» под нажимом обстоятельств и уговоров своей соседки по кабинету Оливье снова удалось вырваться.
– Ну что ты дурака валяешь? – говорила ему соседка. Начал – закончи! Что ты, как маленький.
– Не хочу, мне стало неинтересно.
– Ой, Оливье, да плевать на твой интерес. Что ты с ним носишься? У тебя будет та же самая преподавательская работа, но лучше и за большие деньги.
– Мне всё надоело.
– Надоело? У тебя депрессия? Так признайся себе в этом. Попринимай таблетки, а главное, возьми себя в руки.
– Я не могу.
– Да что ты так распустился! Могу – не могу. Хватит нудить. Восстановись в школе и закончи. Через самое трудное ты уже прошёл. Давай!
Оливье рассказывал подруге о диссертации и вновь ему показалось, что он затеял что-то стоящее, интересное. Он потерял год, но со следующего сентября вновь взялся за дело. Неожиданно для комитета он всё закончил уже к зиме. Включил все свои ресурсы «отличника» и прекрасно справился. Защита прошла блестяще, ему делали комплименты, на этот раз Оливье понимал, что они заслужены. Было приятно. Весь второй семестр уже после защиты он преподавал семинар и интенсивно искал работу. Согласился он на первую позицию, которая стала реальной. Интервью на кампусе в маленьком канадском политехническом университете «Квантлин», они ему сразу намекнули, что возьмут. Дженнифер с радостью согласилась ехать в Британскую Колумбию; в Канаде бесплатная медицина, очень удачно. Оливье совершенно не насторожился тем, что университет технический. Ну и пусть, какая разница.
Сейчас он едва достигал своей инженерной зарплаты в Силиконовой долине. Канада – не Калифорния, там жить дешевле. Они даже купили небольшой домик. Дженнифер возится в саду, Оливье преподает все курсы по-французски, даже пару усложнённых с элементами цивилизации. Студентов, прекрасно говорящих по-французски, тут немало. Они из Квебека, готовятся быть инженерами.
Оливье сидел в кабинете, приходил мальчик-первокурсник, на него ушло минут двадцать. Сейчас было ясно, что больше никто не придёт. Можно было идти домой, но Оливье всё медлил: домой не хотелось. Странное чувство. С одной стороны, семья – это всё что у него есть. Он бы вообще без них пропал, жизнь была бы совсем пуста, но с другой стороны… постаревшая, быстро увядшая Дженнифер. Любящая, никогда не жалующаяся жена, но когда Оливье на неё смотрел, он никогда не мог отделаться от ощущения, что с другим парнем она была бы благополучнее, что это он, Оливье, не смог сделать её счастливой, с ним она знала бедность и лишения. А ведь этого могло бы и не быть. Ну да, теперь она жена доктора Кларинваля, профессора, заведующего целым департаментом. Есть чем гордиться! Какой-такой департамент в техническом университете? Зато здесь никто не настаивал на публикациях, а Оливье только того и надо было.
Он стал отцом почти слепой дочери с генетическим заболеванием, которое передалось по его линии, какая отдалённая тётушка, о которой он никогда и не слышал, а потом узнал. Это он в этой болезни виноват, Дженнифер ни при чём.
Может ли он служить хорошим примером для Стефана, который должен вырасти обычным американо-канадским парнем, играющим в футбол и хоккей? А у него самого очень плохо с футболом, хоккеем, регби и бейсболом. Передавать Стефану свои философские знания? Да зачем они ему? Парень не по этому делу. Как Оливье бы хотелось, чтобы Стефан тоже был вечным отличником, как он сам, но нет, до хороших оценок парню было как до луны. Оценок можно было бы добиваться трудом, но сын был ленив. Пенять ему на лень? Да он и сам был ленив, у него само всё получалось, глупо было ставить себе в заслугу отличные оценки.
Но главным несчастьем, с которым Оливье до сих пор не примирился – это была Зоэ. Весёлая, способная, красивая девочка, уже почти взрослая. Скоро шестнадцать. Если не знать о проблеме, то Зоэ вовсе не выглядела больной и несчастной. Дженнифер даже каким-то образом удавалось считать,
