Где-то впереди колонны по крутым склонам пробирались отряды всадников — экстраординариев, выполняющих роль передовых дозоров. На крепких лошадях, привыкших к преодолению пересеченной местности, они за день преодолевали расстояние, в три-четыре раза превышающее то, что проходила колонна. Юлий знал, что это твердое правило, хотя нападение на воинский контингент такой численности было чистым самоубийством.

Армию возглавлял легионный авангард, избиравшийся каждый день по жребию. Перворожденный, как легион неполного состава, в жеребьевке участия не принимал и постоянно следовал в десяти милях сзади, так что из середины колонны увидеть его было невозможно. Юлий думал о том, каковы впечатления о походе у Брута и Рения. Кабера был постарше некоторых ветеранов, сражавшихся с ним против Митридата. Еще в Риме Цезарь решил держаться поближе к Крассу, но за это пришлось заплатить разлукой с друзьями. Сколько он ни всматривался в даль, разглядеть орла Перворожденного среди многочисленных штандартов не удавалось.

Юлий наблюдал, как вдоль колонны мерно шагающих воинов снует взад и вперед легионная кавалерия, и вспоминал солдат-муравьев, которых видел в Африке, постоянно готовых к отражению внезапной атаки.

Цезарь шел в авангарде, на расстоянии окрика от Красса и Помпея, ехавших верхом. Когда прозвучит сигнал к ночевке, четыре тысячи солдат разобьют лагерь, поставят палатки, а полководцы будут спокойно беседовать, ужинать, пока воины займутся тяжелой работой по возведению почти неприступного оборонительного периметра.

Каждый вечер сооружались три больших лагеря, границы которых обозначали флагами. К тому моменту, когда солнце садилось за горы, шесть легионов укрывалось в гигантских прямоугольниках, в которых были даже главные дороги. Словно из ниоткуда, среди дикой природы появлялись настоящие города. Юлия поражала организованность армии, которую бывалые солдаты воспринимали как нечто само собой разумеющееся. Каждый вечер он вместе с другими легионерами забивал в землю железные костыли для крепления палаток на отведенных для этого участках. Потом копали ров, возводили сплошной высокий вал, в котором сооружали четверо ворот с наблюдательными вышками для часовых. Хотя наставники Цезаря много рассказывали ему о рутине солдатской жизни, действительность очаровала его. Теперь он понимал, как важно учиться на чужих ошибках. Если бы Митридат додумался создать для своего войска такой же лагерь, Юлий все еще сидел бы в Греции и гадал, как в него проникнуть.

Фламиниева дорога была прорублена сквозь узкое ущелье, зажатое между крутых каменных стен. Хотя уже начинало смеркаться, Юлий предполагал, что Красс не отдаст распоряжения об остановке, пока колонна не достигнет участка, достаточно просторного для возведения первого лагеря. Одному из легионов придется в целях безопасности спуститься назад, в долину — он будет охранять подходы к горной дороге, а экстраординарии и патрули всю ночь станут нести дозор в горах. Что бы ни случилось, враг не застанет легионы врасплох. Этому римляне научились более ста лет назад, когда воевали против Ганнибала. Юлий вспомнил, как восхищался этим карфагенцем Марий — даже несмотря на то, что в конце концов тот проиграл войну с Римом.

Когда-то эти горы были совершенно дикими, но теперь здесь легли плиты Фламиниевой дороги, вдоль которой через каждые двадцать миль устроены сторожевые посты. Вокруг многих из них возникали целые поселки — по мере того как народы склонялись перед Римом. Многие люди нашли работу, строя дорогу и поддерживая ее в хорошем состоянии. Юлий видел небольшие группы рабочих на травяной обочине, довольных тем, что можно побездельничать, пока проходят легионы.

Встречались и торговцы, вынужденные прервать путь и уступить путь колонне. Эти посматривали на солдат со смешанным чувством недовольства и уважения. Пока армия не пройдет, они не смогут проехать к Риму. Некоторые везли скоропортящиеся продукты — они мрачнели и уже подсчитывали убытки. Легионеры не обращали внимания на торговцев. Они построили эти дороги своими руками и имели полное право пользоваться ими в первую очередь.

Юлий жалел, что рядом с ним нет Тубрука. В свое время старый гладиатор прошел этой дорогой сквозь горы и побывал на тех самых широких равнинах, где Красс надеется настичь армию рабов. Но управляющий поместьем вряд ли согласился бы снова отправиться на войну, даже если бы Юлий освободил его от забот по защите Корнелии.

Вспомнив о расставании с женой, Юлий бессознательно стиснул зубы. Прощание было горьким, и очень не хотелось уезжать, пока не сгладится чувство обиды, появившееся у обоих, но пришлось присоединиться к Перворожденному, чтобы вместе с другими легионами идти на север.

Еще свежи были воспоминания о том, как он покидал город в последний раз. За спиной на горизонте горел Рим, люди Суллы охотились за последними уцелевшими солдатами Перворожденного… Юлий шагал и кривил губы в злой усмешке. Легион выжил, а отравленная плоть Суллы превратилась в пепел.

Судебный процесс в значительной степени помог восстановить доброе имя Мария, но Цезарь понимал, что, пока друзья Суллы живут и занимаются своими отвратительными играми в сенате, Рим не станет таким, каким мечтал видеть его Марий. Положение Катона достаточно прочно, пока его главные оппоненты воюют, но когда они вернутся, Юлий объединится с Помпеем, чтобы сокрушить интригана. Полководец понимал необходимость этого, как никто другой.

Внезапно Юлий подумал о судьбе сына Катона. Было бы слишком просто в каждом бою ставить того в первые ряды, пока его не убьют. Цезарь поклялся себе, что если Герминий погибнет, то, как всякий другой солдат, лишь по прихоти судьбы. Дочку Помпея нашли с глиняной табличкой в ладони. На ней значилось имя Суллы. Юлий не сторонник убийства невинных, но пусть Катон боится за своего сына. Пусть лишится сна, пока Герминий сражается за Рим…

Предстоят долгие тяжелые месяцы войны. Цезарь знал, что им не вернуться в город раньше чем через год. Возможно, потребуется и значительно больше времени, если командир у рабов действительно так хорош, как говорят.

Но Юлий может быть спокоен. Поместье сумеет захватить только целая армия, а отец Корнелии, Цинна, остался в сенате, чтобы противодействовать Катону. Они заключили очень прочный альянс, и Юлий знал, что с силой Помпея и богатством Красса возможно достичь чего угодно.

Горнисты протрубили сигнал к привалу, когда колонна выходила из сумрачного ущелья под лучи заходящего солнца. Юлий увидел Фламиниеву дорогу, бегущую вниз, в глубокую долину, а затем снова уходящую вверх, к далекой черной горе, за которой, как говорили, и расположен Аримин. Цезарю хотелось, чтобы рядом были Брут или Кабера, который шел со вспомогательными отрядами ближе к хвосту колонны. Однако должность трибуна давала право находиться ближе к передовым частям, но не собирать здесь друзей, чтобы развлекаться в походе.

На заходе солнца первые часовые заняли свои посты, оставив товарищам по давней традиции свои щиты. На широкую равнину опустилась тишина. Десять тысяч солдат быстро поели и улеглись спать в миниатюрном городе, возведенном их же руками. Ночью они по очереди будут подниматься, чтобы стоять на часах, а смененные воины станут укладываться на еще теплые тюфяки, оставленные товарищами, чтобы отдохнуть и согреться после долгого стояния на холодном горном воздухе.