Шрифт:
Интервал:
Закладка:
12.08. 20.30. Снимаемся с дрейфа. Приказ Москвы ледоколам: следовать в лед на восток. «Владивосток» берет на усы «Державино». «Ермак» предлагает то же «Перовской», но молодой капитан отчаянной революционерки отказывается.
«Комилес» и «Гастелло» оставляются в полынье в ожидании, когда ледоколы проволокут сквозь перемычку нас.
«Комилес» экстренно выходит на связь. И просит выводить в первую очередь его, так как у Симонова уже заканчивается возможное для командировки время.
Ледоколы отвечают, что они всё-всё понимают, глубоко сочувствуют, но ничего поделать не могут; приказ Москвы – выводить в первую очередь слабые суда, «трехтысячники», а «Комилес» имеет более плотный корпус и сильные машины, поэтому останется болтаться в проруби.
Мы начинаем ехать за «Владивостоком» сквозь булыжники пролива Санникова. Остервеневшие после щелчка шамберьером из столицы, ледоколы и нам приказывают работать «полными» ходами. И мы работаем.
Зависти к покинутым в проруби товарищам никто не испытывает, хотя приходится нам туго – лед очень тяжелый. И капитан «Владивостока» не из тех мужчин, которые танцуют па-де-де в «Лебедином озере» на сцене Большого театра. Он еще обозлен тем, что Фомич напросился к нему на усы.
Сюда бы живого психолога. Отличная тема докторской диссертации: «Капитан турбоэлектроледокола + капитан лесовоза». Тема кандидатской: «Психологические нюансы подачи буксира с ледокола на застрявшее судно». Любой ледокол терпеть не может подавать буксир. Так судовые радисты терпеть не могут подавать членам экипажа надежду поговорить с домашними по радиотелефону.
Чтобы взять на усы, капитану ледокола надо подвести корму к носу лесовоза – тютелька в тютельку подвести. Затем вызвать на мучительную, грязную работу боцмана и матросов, у которых полным-полно внутрисудовых дел.
Ну и управлять ледоколом, когда у тебя появляется стометровый, весом в 5580 тонн хвост, намного труднее.
Раньше бытовала уничижительная фраза: «На ледоколах служат, на транспортах – работают».
«Служащий» – нечто такое с портфелем, в очках, в трамвай не способен прыгнуть впереди старшего по чину… Конечно, на ледоколе не то что на малом рыболовном сейнере или на стареньком сухогрузе: ни тебе рыбы и вони, ни тебе грузов, ни погрузок, ни разгрузок, ни ругани с докерами, ни отчетов за каждую сепарационную доску; все штурмана при галстуках и крахмал скатертей.
Но… Попробуй прими-ка ответственность за сотни слабеньких судов, за каждую дырку в их днищах и бортах, за каждые сутки опоздания в порт, где ждут грузов как манны небесной, и за много-много еще кое-чего!
Такой красоты еще не видел.
Солнце в левый борт с чистого норда низкое и огромное над сплошным паком.
Лед с правого борта ярко-розовый до далекого горизонта, чернильно-фиолетового от туч и тумана.
По розовому льду извивается огромная, метров двести в длину, синяя тень – профиль нашего судна.
Отдельные торосы так изощренно коррозированы дождями, туманами, ветрами, что напоминают огромные кораллы – розовые, нежнейшие кораллы высотой в несколько этажей.
И среди этой красоты мы, идущие за ледоколом, испытываем такие жуткие удары о лед, что трудно печатать на машинке.
Бедный Фомич – он ведет пароход. А мне до этого удовольствия еще полтора часа.
Алые пожарные машины, обреченные волею судеб тушить певекские пожары, пляшут от сотрясений шаманскую пляску на крыше третьего трюма.
«Перовская» упрямо идет за «Ермаком» без буксира. И без жалоб, стонов и причитаний идет. Пожалуй, все-таки тут есть элемент мальчишества – молодой совсем капитан на «Перовской». И вот иногда ловишь себя на мысли, что неплохо бы этому парню покрепче разок стукнуться лбом. Это такая подлая мыслишка, которая знакома всем неотличникам в школе по отношению к отличникам. Ведь когда отличник хватает кол, то вся школа, включая не только лоботрясов, но и учителей, получает некоторое удовольствие.
Единство и борьба противоположностей в Фоме Фомиче Фомичеве
Сентябрьским днем девятилетний бологоевский школьник Фомка Фомичев с собакой Жучкой отправился на прогулку в лес, который начинается сразу за чертой поселка. К вечеру домой он не вернулся. На поиски школьника и Жучки были подняты сотни людей – местные жители, охотники, работники рабоче-крестьянской милиции. Спустя 16 дней Фомка, худой, оборванный, наткнулся на грибников. За это время он прошел десятки километров. Питался плодами шиповника, желудями, ягодами. За 16 дней «путешественник» потерял в весе четыре килограмма, но не заболел даже насморком.
Простуда терзает кости тупой болью.
Потому нынче после дневной вахты ничего не стал записывать и завалился спать. Но уже через полчасика врубилась «принудиловка».
Из динамика долго доносится шелест бумаги и кряхтение, по которому я узнаю Фому Фомича.
– Внимание, значить, всего экипажа! Прослушайте информацию! Наше судно с народнохозяйственным грузом следует в порт Певек. Он находится на Чукотке. Порт Певек свободен ото льда только с пятнадцатого или двадцать пятого июля…
Дальше он жарит прямо по лоции минут десять: о режиме ветров, образовании ледяного покрова и так далее.
Он жарит, запинаясь, сбиваясь, перечитывая сбитое, безо всяких точек и запятых, но очень вразумительно и обстоятельно, хотя ровным счетом ничего не понимает из читаемого. Писаный текст завораживает Фому Фомича, и он следует по нему с непреклонностью петуха, от носа которого провели черту. Если капитан «Державино» сам текст выбрал или составил, то, значить, при произнесении текста вслух ни о чем больше думать не надо.
Фомич жарит по «принудиловке», и потому деваться от его лекции некуда. Я лежу и злюсь.
Но! 1) Не следует забывать, что говорит Фома Фомич плохо еще и потому, что все зубы у него вставные – свои выпали в блокаду от цинги. Вставные челюсти у него разваливаются, и потому он не может есть ничего тягучего. И надо видеть, как переживает за мужа Галина Петровна, когда в кают-компании у него получается с жеванием что-нибудь некрасивое. 2) Хотя он обожает делать сообщения по трансляции, но сейчас вещает никому не нужную лоцию, ибо честно старается делить с Андриянычем нагрузку отсутствующего помполита. Положено проводить информации и лекции? Положено. И вот он проводит.
Потом он спустится в каюту и достанет любимое детище – изобретенную им «Книгу учета работы экипажа т/х „Державино“» – и запишет время, дату, тему своей «информации».
Вчера пароходство потребовало радировать результаты парных соревнований за позапрошлый год. И вот Фомич с гордостью притащил свой гроссбух, где было обстоятельно записано,