7 мая стало днём, когда вокруг нас бушевало народное ликование. Норвежцы праздновали своё освобождение. Три наших моряка, которые были обнаружены пьяными в компании норвежцев, были арестованы по приказу командующего флотилией Юргенсена, намеревавшегося для острастки другим предать их суду военного трибунала. И последним по времени, но не по значению были слухи о готовности англичан немедленно захватить наш компаунд. На этом мрачном фоне я уговаривал Фреда Шрайбера бежать со мной в Южную Америку. Он неохотно принял мой план. Мы решили, что ускользнём на его подлодке-малютке из порта, пройдём на глубине «шнеркеля» до Тронхейма, где стояла моя более крупная подлодка «У-953», и затем оттуда, выбрав из экипажа надёжных людей, отправимся в Аргентину.

8 ночь, когда мы намеревались осуществить свой план, всем было приказано явиться в ремонтный цех к капитану Юргенсену и его помощникам. Мы с Фредом в ужасе отпрянули, когда вышли на освещённый тусклым светом плац, где выстроились подковой команды подлодок лицом к выбеленной стене ремонтного цеха. Там с временно сколоченной виселицы свисали три петли. Под ними находился широкий помост, на котором стояли три табуретки. Перед виселицей находилась грубо сбитая скамья, покрытая широким полотнищем военно-морского флага. Корабельный фонарь, поставленный на красное полотнище, бросал жуткий свет на экземпляр книги Гитлера «Майн кампф». Строй морских пехотинцев занял место позади плаца. Взад и вперёд сновали штабные офицеры. Лейтенант Ланге, молодой адъютант Юргенсена, выкрикивал отрывистые приказания.

Подводники забеспокоились. Юргенсен начал свою речь:

– Солдаты, я собрал вас здесь вместе, чтобы показать, как нам избежать нового 1918 года. Примером должны послужить эти три дезертира. Пусть их участь вселит ужас в сердце каждого, кто заражён революционным духом. Мы защитим и сохраним идеалы, завещанные нам погибшим мученической смертью фюрером. Стража, вывести эту троицу!

То, что последовало за этим, представляло собой совершенный кошмар. Пленники были выведены на плац со связанными за спиной руками. На мгновение они оцепенели, увидев три петли, свисавшие с перекладины, затем вырвались и побежали прочь, Ланге несколько раз выстрелил одному из беглецов в спину. После того как тот упал лицом к земле, двое других остановились. Всех троих снова притащили к виселице.

Ланге громко зачитал длинный список сфабрикованных обвинений. Затем потребовал самого сурового наказания: смерти через повешение. Никто в рядах подводников перед лицом шеренги вооружённых морских пехотинцев не посмел протестовать против экзекуции.

Юргенсен объявил трёх подсудимых виновными по всем статьям и приговорил их к повешению за шею «до тех пор, пока смерть не отделит их тела от душ».

Затем было приказано страже привести приговор в исполнение. Но прежде чем трое осуждённых были доведены до платформы, они снова вырвались и стали отчаянно бороться за жизнь. Прогремели выстрелы. При зловещем свете фонаря на плацу завязалась борьба, был слышен тяжёлый топот ног, поднялась пыль. Трое осуждённых снова были схвачены, но нечеловеческими усилиями они освободились ещё раз. Несчастные парни отбивались, кусались, лягались и вырывались до тех пор, пока не были укрощены окончательно.

Теперь Юргенсен уже кричал:

– Расстреляйте этих мерзавцев, не надо вешать, стреляйте в них!

Морские пехотинцы услышали приказ, и всё закончилось очень быстро. Один из них поднял ружьё и выстрелил в упор. Лицо осуждённого сплющилось, как блин. Двое других тоже рухнули, изрешечённые пулями. Морские пехотинцы подтащили три тела к стене ремонтного цеха и оставили их там. Командам подлодок было приказано разойтись, ушёл прочь строй морских пехотинцев, плац опустел.

Поздно ночью два унтер-офицера помогли мне втащить тела расстрелянных на шлюпку. Мы привязали грузы к их ногам и шеям, затем, работая вёслами, добрались до середины фиорда. Три всплеска воды – и мёртвые моряки были похоронены согласно морским традициям.

Казнь заставила Фреда решительно отказаться от намерения выйти в море этой или какой-нибудь другой ночью.

Несколько дней компаунд пребывал в могильной тишине. Многие его обитатели были шокированы инсценированным убийством и мучились угрызениями совести. Происшедшее убило во мне последние надежды: если немцы убивали немцев без тени смущения, то мне нельзя было рассчитывать на лучшее будущее на родине. Не было надежд и на милость победителей. К моему удивлению, англичане проигнорировали наши подлодки на базе и не причинили вреда другим, которые подчинились их приказам двигаться в ближайшие британские порты, вывесив чёрные флаги на выдвинутых перископах. Мои опасения относительно победителей ослабли ещё больше после первой встречи с британским офицером.

В середине мая я отправился к британскому военному коменданту в небольшой провинциальный городок к востоку от Кристиансунна. Мне было поручено обговорить с ним условия эвакуации персонала военно-морской базы. В поездке на бронемашине меня сопровождали два матроса с пулемётами наготове. Нас предупредили о возможной засаде бывших норвежских партизан, жаждавших реванша. Я обнаружил британского коменданта, полковника Макгрегора, в довольно позднее время надевавшим свой военный мундир в номере провинциального отеля.

Макгрегор закрыл за мной дверь и предложил стул.

– Я только что сделал утреннюю гимнастику, – сообщил он извиняющимся голосом со своеобразным шотландским акцентом. – Понимаете, бег по утрам позволяет держать себя в форме. А мужчина моего возраста должен следить за своим весом. – Затем полковник налил мне в стакан вина и добавил: – Это лучшее, что я мог найти в этом захолустном городке.

Одеваясь, Макгрегор немного рассказал о себе. Три месяца назад он приземлился на парашюте в этих горах и организовал здесь норвежские отряды сопротивления. Затем объяснил, что ему приказано добиваться от немецких войск в течение трёх дней оставить Кристиансунн и переправиться на ближайший остров Тромой. Я был совершенно обезоружен простотой общения с Макгрегором и решил, что сотрудничать с таким офицером не унизительно, не опасно.

Жарким майским полуднем тысячи наших моряков направились по мосту в хорошо оборудованный военный городок на Тромое, который несколько лет использовался как опорный пункт немецкой береговой артиллерии. Рядовой состав был размещён в казарменных бараках. Фред, я и группа офицеров заняли чистый фермерский дом, использовавшийся под клуб. Полное отсутствие британских военных и неспешное расселение нас группами по собственному желанию позволяли думать, что наше пребывание на Тромое будет недолгим и вполне сносным.

Но всё оказалось по-другому. Несмотря на добровольно соблюдаемый строгий распорядок дня, который предусматривал много организационных мероприятий и ранний отход ко сну, часы и дни тянулись невыносимо медленно. Военный городок будоражили слухи относительно наших перспектив и будущего Германии. Тревога и раздражение возрастали по мере того, как дни слагались в недели, а от британского командования не поступало никаких вестей. Кое-кто не смог выдержать психологической нагрузки. Один офицер повесился на чердаке дома на верёвке, привязанной к балке. Мы похоронили его среди красных скал Тромоя. Через три недели после нашего прибытия на остров взбунтовались в бараках рядовые-инородцы, мобилизованные в нашу армию, как утверждалось, принудительно. Они забаррикадировались в своих бараках и застрелили офицера, посланного к ним для расследования. Бунт продолжался до тех пор, пока его подавлением не занялись британские подразделения с континента.