Шрифт:
Интервал:
Закладка:
4.3. Несостоявшийся триумф на Четвертом конгрессе
В следующем 1922 году Троцкий в буквальном смысле «открыл» для себя Коминтерн, забрасывая Зиновьева идеями и предложениями по самым разным вопросам, которые демонстрировали и его эрудицию, и его интерес к международным делам. Ход его мысли продолжал определяться «всемирным масштабом». Приведем лишь несколько примеров. «Теперь, после создания Ирландской республики, можно ждать очень быстрого развития коммунистического движения в Ирландии, — утверждалось в записке, датированной январем этого года. — Революционные традиции там имеются, трудящиеся массы сильно взбудоражены всей предшествовавшей борьбой. Разочарование в национальной республике получит очень острый характер. Ирландия может стать коммунистическим оплотом Великобритании, несмотря на свою отсталость, отчасти вследствие этой отсталости»[970].
В связи с нэповским отступлением лидеры РКП(б) стали все больше задумываться о слабеющем авторитете правящей партии в обществе, постепенно отходившем от шока революции и «чрезвычайщины». Троцкий выражал опасение, что оппоненты будут выступать за повышение заработной платы рабочих и тем самым могут приобрести авторитет, угрожающий устоям большевистской диктатуры. Он предлагал расширить опыт дискредитации эсеров на партию меньшевиков, дав слово ее бывшим членам, получившим работу в аппарате Коминтерна. «В то время как мы будем вынуждены сообразовывать повышение заработной платы с действительной производительностью нашей промышленности, меньшевики, конечно, будут гнать движение вперед изо всех сил. Необходимо теперь же, наряду с репрессиями, повести с ними борьбу комбинированными средствами», разрешив бывшим меньшевикам издавать свой периодический орган, «разумеется, лишь на основе вполне определенный декларации и боевого выступления против тактики заграничного центра» РСДРП[971]. Сочетание репрессий и дискредитации все в большей степени выступало как универсальный метод сохранения власти большевиков и применялось не только против политических оппонентов. В таком ключе была спланирована отправка за границу «философского парохода» с выдающимися представителями отечественной интеллигенции.
По мере того, как отход Ленина от политической деятельности становился все более очевидным, его ближайшее окружение стало готовиться к решающей битве за ленинское наследство, и Троцкий не являлся здесь исключением. До того лишь изредка обращавшийся к вопросам Коминтерна, он стал заявлять о себе и на этом фронте. Его коньком был французский вопрос, что было связано со знанием языка[972]. Французская коммунистическая партия, «вылупившаяся» в начале 1921 года из социалистической партии СФИО, на протяжении последующих лет оставалась для Коминтерна проблемным ребенком.
Французские делегаты Четвертого конгресса Коминтерна Борис Суварин и Альфред Росмер
9 ноября — 5 декабря 1922
[РГАСПИ. Ф. 491. Оп. 2. Д. 142. Л. 1]
При формировании ее руководства Зиновьев сделал ставку на фракцию «левых» во главе с протеже Троцкого Борисом Сувариным[973].
Главным условием Председатель ИККИ считал сохранение в своих руках всех кадровых решений: «Мы уже два раза писали в Париж и повторяю еще раз: самым подходящим и желательным мы бы считали, чтобы окончательное распределение должностей произошло в Москве»[974]. В противовес Зиновьеву Троцкий выступил против «механической передачи ФКП в руки левых», да еще и решением московского руководства. «Создание левого ЦК было бы организационным выражением влияния Интернационала, но не выражением внутренней эволюции французской партии. В результате мы получили бы на другой день после Конгресса оппозиционный блок центра и правой — против ЦК, который считался бы прямым детищем Москвы». И далее: «Левая хочет просто перескочить через затруднения и просит, чтобы мы ее приподняли за волосы. Немного приподнять можно и должно, но если слишком приподнять, как бы мы не остались со скальпом Суварина в руках»[975].
На такую позицию Троцкого наложила отпечаток история с расколом Итальянской социалистической партии, который произошел на съезде в Ливорно в начале 1921 года. Тогда ставка эмиссаров Коминтерна на фракцию «левых» привела к тому, что большинство социалистов предпочло остаться в старой партии. Троцкий высказался за соблюдение принципа «лучше позже, да больше», т. е. за то, чтобы терпеливо дожидаться полевения простых рабочих-социалистов. «Я считаю, что более осторожный метод является и более экономным», — заявил оппонент Зиновьева, тонко намекая на то, кто же несет личную ответственность за конфуз в Ливорно. При этом он настаивал на твердом проведении линии на сохранение единства в руководстве ФКП: «Разрыв между левой и центром из-за числа мест в ЦК был бы, на данной стадии борьбы, явной и грубой ошибкой. Думаю, что надо дать левой твердую инструкцию в этом смысле»[976].
Для иностранных коммунистов, прибывавших осенью 1922 года в Петроград на торжественное открытие Четвертого конгресса Коминтерна, создатель Красной армии был и оставался «вторым номером» российской революции, и его вступление в ленинское наследство казалось само собой разумеющимся[977]. Сам Троцкий отдавал себе отчет в том, какой политический капитал скрывается для него в международной поддержке, пусть даже со стороны одних только компартий. Если на предыдущем конгрессе он ограничился ассистированием повороту вправо, предпринятому Лениным, то на сей раз сам решил выйти на коминтерновскую авансцену.
Троцкий был одним из инициаторов кампании по дискредитации меньшевиков — фракции российского социал-демократического движения, к которой когда-то принадлежал и он сам
Письмо Л. Д. Троцкого Г. Е. Зиновьеву, И. В. Сталину, Л. Б. Каменеву, А. И. Рыкову и М. П. Томскому
11 октября 1922
[РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 156. Л. 59. Л. 70–71]
Открытие Четвертого конгресса Коминтерна было приурочено к годовщине Октябрьской революции
Плакат
1922
[Из открытых источников]
Вот как описывал Троцкий, уже высланный из СССР, свою роль в тот момент. Главный доклад на Четвертом конгрессе — «о положении Советской республики и о перспективах международной революции — Ленин поделил со мной пополам. Мы выступали плечо к плечу, мне принадлежало заключительное слово по обоим докладам». При этом герой очерка не удержался от того, чтобы не напомнить своему главному сопернику, что тот «не принимал в тот период ни малейшего — ни прямого, ни косвенного — участия в