Прикидываем, что где размещать. Все постулаты, которым меня учили, встают врастопыр — потому что, как ни крути, а толком из трех палаток ничего не сообразишь. Единственно, что радует, — скоро прибудет подкрепление. А нас, вообще, сменят.

Начинаю радоваться, но вижу кислую физиономию Ильяса. И смекаю, что если сменят — то не для недельного отдыха. Отоспаться нам светит только в случае, если мы окажемся в Петропавловке и начнется ледоход. Хотя и тут не посачкуешь — выход в город сухопутный есть, значит, будем опять в деле.

Решаем — большая палатка для больных, малая — для медпункта, вторая — для личного состава. Потому ее делаем на отдалении от двух других. Печек всего четыре. Дров вообще нет.

Вовка чешет в затылке и вместе с седоватым сапером и парой водолазов испаряется ненадолго. Мы печки все же устанавливаем, составляем трубы, выводя их в специальные дырки с жестяным листом, вставляем в окошки какие-то дурацкие рамочки с полиэтиленом, и удивительно — сразу становится теплее. Даже без печки. Остается еще мебелью разжиться, чтоб был стол и стул хотя бы. Или ящики.

До чего же хорошо, когда рядом с тобой свои. Да еще такие, которых знаешь с лучшей стороны… Санинструкторы, правда, побухтели, что не на это соглашались, но перспектива погреться у печки и вздремнуть не под открытым небом оказалась сильнее, чем даже брань и подзатыльники.

Вовка обернулся достаточно быстро. Не знаю, как уж удалось — но битый вертолетчиками БТР так и стоял бесхозно, и теперь он подогнал машину к медпункту. Мало того, где-то по дороге разжился досками.

С первого же взгляда залезать вовнутрь БТР не хотелось, хотя видно было, что в основном все выгребли. Пока ребята вытаскивали доски, Вовка ползал по бронетранспортеру. Вылез недовольным и плюнул метра на два.

— Откуда таких притырков берут? Ни ума, ни мозгов!

Видно отчетливо, что ему надо высказаться, а то его вспучит.

— Это ты к чему?

— В «Найденыше» водятел тоже тюфяк был. Правда, может, машинка с хранения снята только. Но все равно тюфяк. А этот водятел — дважды тюфяк и осел!

— С чего это ты так решил, а, Володь?

Наш драйвер смотрит на меня с сожалением, потом решает снизойти и поясняет снисходительно:

— У любого нормального водилы должен быть в броне набор для джентльменов — запас воды, приспособа, чтоб харч сварить, если надо. То есть паяльная лампа, например, котел, тренога или что в таком духе. Жратва должна быть. И горючее — для самого водителя. А тут — шаром катай. И ЗИПа нет и инструментов. Броня — это дом на колесах, на всякие случаи жизни должно быть соответствие. Куда этот недоносок пилу дел?

— Чего это тебе пила запонадобилась?

Водила опять смотрит на меня с сожалением, и мне это не нравится — как бы в привычку не вошло.

— Доски пилить. Печки такие, что их коротенькими дровами топить только можно.

— Забудь! Доски пойдут в барак — на пол стелить, иначе больные к утру помереть успеют, — вмешивается сапер.

— А без печек — мы сами помрем!

— Не переживай, уж чего-чего, а дров добудем. Поехали!

БТР исчезает, как и появился, а по его следу с коротким промежутком приперлась пара зомби. Обоих упокоили, но стало тревожно…

— Что могли — сделали. Сейчас печки затопим — совсем хорошо станет.

— Ильяс, надо бы санинструкторов хоть чуть-чуть натаскать с оружием обращаться.

— Знаешь, за пять минут ночью — это не учеба, а комеди клаб в дурдоме.

— Ну, хоть в общих чертах.

— И зачем? Мы охраняем.

— Надо, пока можно пройтись, тяжелобольных собрать. Тех, кто еще жив, но до утра может не дожить.

— Кель бере![77]Ты что — хочешь, чтоб мы в потемках по цехам шарились? С этими недотепами?

— Ну, там все-таки первая волна чистильщиков прошла. Так что если и будет кто мертвячный — так единицы.

— Ага! Нам и единицы по глаза хватит. Мы уже утоптались за день, нам и одного шурале[78]достаточно.

— Ильяс!

— Нет. Если по-русски не понимаешь — переведу. Но. Найн. Сааа[79]. Юр андерстенд?[80]

— Ну да, вакаремас[81]…

— Вот и сумимасэн[82], раз так. А санинструкторов… Якши, Андрей в этом толк знает — поучит.

Оттаскиваем силами санинструкторов обоих упокоенных подальше от палаток. Один — явно из охраны лагеря, толстомордый, крепкий, с развороченным крупнокалиберной пулей плечом, другой — исхудавший мужичишко в грязном тряпье. Охранник и заключенный, а теперь они оба против нас…

Андрей без большого воодушевления, но берется за обучение, поглядев при этом куда как выразительно мне в глаза. Понимаю, что тут возни действительно много — мальчишки строят из себя опытных стрелков, и потому по уму-то сначала надо выбивать из них дурь, всю эту киношную чушь, а потом учить как надо… Но времени у нас нет.

Минуты не проходит, как спокойнейший Андрей закатывает одному из обучаемых такую затрещину, что я даже не могу сказать — то ли первым делом я вижу вылетевшую из строя и вертящуюся на снегу, как юла, каску, то ли слышу звук от рукоприкладства.

— Никогда! Никогда, чертовы дурни, не направляйте боевое оружие на других людей! Это понятно? Понятно, я вас спрашиваю?

Обучаемые испуганно бурчат что-то в ответ.

— Не слышу! Громче! — орет совершенно неожиданно тишайший обычно Андрюха.

— Йес, сэр! — лают в ответ мальчишки, от испуга вспомнив самое подходящее к случаю из их опыта.

М-да… Это ж куда мы докатились?

Водолазы ухитряются разломать что-то деревянное. Наверное, как это положено по закону сволочизма — самое нужное, и через пару дней нам начнут пенять, что мы спалили что-то на вес золота, ну, да и черт с ним. Главное — печки затопили.

Народ подтягивается к кухням, и не успел я глазом моргнуть — вместе с тяжелыми больными в барачную палатку набилось публики под завязку. В дохлом желтом свете единственной керосиновой «летучей мыши» зрелище угнетающее. Еле-еле удается выполнить основное правило при таком расположении на ночь — не лежать на снегу и мерзлой земле. Вроде бы сейчас есть всякие хитрые спальные мешки и прочее в том же духе — но у нас только палатка, доски и грязные старые матрасы двадцатого срока службы.