Линч был поражен, но, оставаясь, как обычно, внешне бесстрастным, не выказал никаких эмоций, даже не взглянув на Старка.

«Мы понимаем, что властям понадобится определенное содействие», – продолжал Питт и изложил условия соглашения. Боски соглашался добровольно отойти от бизнеса ценных бумаг, уплатить значительный штраф и тесно сотрудничать. Взамен он хотел быть защищенным иммунитетом от уголовного преследования.

Линч сказал адвокатам Боски, что не может решать такие вопросы без санкции федеральной прокуратуры или министерства юстиции и не считает возможным обсуждать что-либо в отсутствие конкретных предпосылок для выработки соглашения о признании вины. Вместе с тем он сказал, что он и его коллеги сделают все от них зависящее, чтобы такое соглашение было достигнуто.

После того как Питт и остальные адвокаты Боски ушли, юристы КЦББ громко закричали от радости, похлопали друг друга по спине и разве что не взобрались на стол и не сплясали.

Линчу не терпелось рассказать обо всем Карберри. Он дозвонился до начальника отдела мошенничеств, который как раз вернулся из Англии, в уик-энд Дня труда. Линч не хотел рассказывать всего по телефону, поэтому Карберри согласился прилететь на следующее утро в Вашингтон для встречи с юристами КЦББ и адвокатами Боски.

В тот же уик-энд Боски позвонил Мурадяну домой. «Ты их уничтожил?» – спросил Боски. Мурадян понял, что речь идет о документах по Drexel, которые он порвал на клочки сразу после встречи в кафе. «Да, – сказал Мурадян. – Что это, мать твою, за вопрос? Разумеется, уничтожил».

«Восстанови их», – распорядился Боски.

Мурадян был в полном замешательстве. «Айвен, я просто не в состоянии этого сделать», – воспротивился он.

«А придется», – ответил Боски и положил трубку.

Мурадян мысленно выругался, сочтя услышанное очередным сумасбродным требованием Боски. Он не представлял, как он сможет вспомнить все фигурировавшие в документах пакеты акций, не говоря уже о точных размерах позиций. Затем он вспомнил про Мэрайю Термайн, молодую сотрудницу, которая прилетела во Флориду с папкой с красными тесемками и помогла ему, когда Боски потребовал уладить разногласия по взаиморасчетам с отделом Милкена. У нее все еще были черновики. Кроме того, Мурадян нашел у себя несколько фрагментов исходных документов, которыми он пользовался при расчетах. Он и Термайн приступили к работе, стараясь как можно точнее воспроизвести уничтоженные гроссбухи.

Во вторник после Дня труда адвокаты Боски, юристы КЦББ и Карберри встретились в офисе Fried, Frank на Пенсильвания-авеню. Питт сделал Карберри то же предложение, что и Линчу.

«Мы можем договориться?» – спросил Питт. Карберри был заинтригован, но сказал, что ему нужно переговорить с Джулиани.

Когда Карберри вернулся в Нью-Йорк, Джулиани дал ему пять минут. В то время федеральный окружной прокурор принимал непосредственное участие в громком судебном разбирательстве по делу Стэнли Фридмена, бывшего лидера демократов от Бронкса, обвиняемого в политической коррупции. Джулиани решил лично быть обвинителем на процессе, успешный исход которого был весьма важен для удовлетворения его политических амбиций.

Карберри сказал Джулиани, что ему по-прежнему нужен год-другой для сбора доказательств, необходимых для возбуждения дела против Боски, и что даже в этом случае он не может гарантировать его осуждение. Сотрудничество же с Боски, сказал он, может принести «любопытные результаты».

После краткой дискуссии Джулиани дал Карберри указание начать переговоры по поводу заключения сделки о признании вины. Они сошлись на том, что об иммунитете не может быть и речи: от Боски потребуется признать себя виновным по меньшей мере в одном преступлении. Ему, помимо того, придется заплатить изрядную сумму в счет штрафов и возмещения убытков. Незадолго до этого Карберри обратил внимание на то обстоятельство, что годовой бюджет КЦББ составляет 105 млн. долларов; Боски, по его мнению, должен был вернуть государству 100 млн. Это была большая, круглая цифра, которая, как он считал, наверняка произведет впечатление на публику и, в силу сопоставимости с бюджетом КЦББ, придаст достигнутому соглашению должный вес. Карберри понимал, что излишняя снисходительность повлечет за собой яростные нападки общественности.

Он также понимал, что если будет решено использовать Боски в качестве тайного агента, то на первый план выйдут вопросы секретности. Карберри доверял Линчу и его ближайшим помощникам, но ничего не знал о членах Комиссии и их политических пристрастиях. Позвонив Линчу, чтобы сообщить о разрешении, полученном от Джулиани, он сделал упор на необходимость обеспечения абсолютной секретности. «Любую утечку информации я расценю как препятствование отправлению правосудия, – предупредил Карберри, – и всерьез подумаю над тем, чтобы выдвинуть обвинение».

Линч рассказал о предстоящих переговорах лишь трем своим подчиненным, а Карберри сообщил о них только Джулиани и Говарду Уилсону, начальнику уголовного отдела. Позднее Карберри поделился некоторыми особо секретными деталями операции с еще одним сотрудником, чтобы был кто-то, кто заменил бы его в случае убийства или внезапной смерти. Заседания было решено проводить в офисе Fried, Frank, а не в здании КЦББ или прокуратуры, где присутствие адвокатов из Fried, Frank и Wilmer, Cutler могло привлечь ненужное внимание. Для усиления секретности было запрещено, ссылаясь на Боски, называть его настоящим именем; его кодовое имя в прокуратуре было «Игорь», а в КЦББ – «Ирвинг».

Адвокаты Боски и правительственные юристы вступили в исключительно интенсивные переговоры. Времени у них было в обрез, потому что 15 ноября одна из компаний Боски, Northview, должна была представить в КЦББ учетную документацию. Было очевидно, что после этого все оперативно-следственные мероприятия в отношении Northview, равно как и ее главы, неизбежно станут достоянием гласности. Сотрудники КЦББ и прокуратуры собирались использовать Боски как тайного агента, и действовать на этом поприще ему оставалось всего ничего.

В начале переговоров Карберри решительно заявил, что ему нужно признание вины в одной фелонии, предусматривающей тюремное заключение сроком до пяти лет. Адвокаты Боски воспротивились было, предложив остановиться на одном из преступлений, за которые полагалось не более трех лет, но Карберри был непреклонен, и они уступили. Однако предметом длительного обсуждения стал вопрос о том, в чем именно Боски должен сознаться. Совершенных им преступлений, за которые полагалось до пяти лет, было предостаточно. С оперативной точки зрения Карберри хотел, чтобы Боски признался в том, о чем ему скорее всего придется давать показания. И он хотел, чтобы это было нечто более весомое, чем инсайдерская торговля. Выбор пал на сговор о мошенничестве с ценными бумагами, так как это преступление подходило по всем статьям.

Денежная проблема оказалась более сложной. Карберри и юристы КЦББ запросили 100 млн. долларов; они полагали, что 50 млн. – это сумма, реально сопоставимая с нелегальными доходами Боски, а еще 50 миллионов – подходящий штраф. Они также считали, что сумма в 100 млн. долларов согласуется с их оценками состояния Боски. Адвокаты Боски утверждали, что 100 млн. – это слишком много, что, по их собственным подсчетам, прибыль, полученная Боски от информации Ливайна, не превышает 30 млн. и что, коль скоро КЦББ располагает данными только о незаконной торговле последнего, нельзя налагать на Боски денежный штраф за добровольное предоставление дополнительных сведений о махинациях. И вновь правительственные юристы проявили твердость, настояв на 100 миллионах.