И прикоснулся к нему. Под измятым пиджаком был пистолет.

Крючконосый равнодушно взглянул на меня:

— Тебя что, забрать? Я патрулирую эту улицу, охраняю закон и порядок.

— Кто же их нарушает?

— Твой дружок показался мне знакомым.

— Неудивительно. Он раньше служил в полиции.

— Тьфу ты! — сказал крючконосый. — Так вот где я его видел. Ну, будь здоров.

Он повернулся и зашагал прочь. Голова Рыжего уже скрылась. Но меня это не беспокоило. За этого парня можно было не беспокоиться.

Я медленно пошел дальше.

Позади остались фонарные столбы и суета маленьких автопоездов, позади остались запахи горячего жира и жареной кукурузы, пронзительные крики детей и зазывал варьете, позади осталось все, кроме запаха океана, неожиданно чистой береговой линии и лижущих гальку пенистых волн. Прохожих почти не было. Шум постепенно утихал, жаркий, обманчивый свет превратился в тусклое зарево. Потом неосвещенный палец волнолома протянулся в открытое море. Должно быть, этот. Я свернул к нему.

Рыжий встал с ящика, валявшегося у свай, и взглянул на меня.

— Отлично, — сказал он. — Иди к причалу. Мне нужно взять лодку и прогреть мотор.

— За мной потащился фараон. Тот тип из игорного зала. Пришлось остановиться, поговорить с ним.

— А, Олсон. Ловит карманников. Он ничего. Только иногда может подкинуть кому-нибудь кошелек, чтобы увеличить свой список задержаний. Это излишнее усердие или что?

— Для Бэй-Сити, по-моему, в общем-то, норма. Давай отправляйся. Я что-то нервничаю. Боюсь, что туман разойдется. Он вроде не очень густой, но помог бы нам здорово.

— Не разойдется, — сказал Рыжий. — От прожектора скроемся. На шлюпочной палубе у них пулеметы. Иди к причалу. Я сейчас.

Он растаял во тьме, и я пошел по темным доскам, оскальзываясь в рыбьей слизи. В дальнем конце настила был невысокий грязный забор, возле него стояла парочка. Увидев меня, они ушли, мужчина выругался.

Минут десять я слушал, как плещет вода о сваи. В темноте пролетела ночная птица, ее сероватое крыло мелькнуло и скрылось. Высоко в небе гудел самолет. Потом вдруг затарахтел мотор, зарычал, как дюжина грузовиков. Вскоре шум ослабел и стих, внезапно наступила тишина.

Опять потянулись минуты. Я подошел к сходням и стал спускаться, ступая осторожно, как кошка по мокрому полу. В темноте возникла какая-то тень, что-то глухо ударилось.

— Все в порядке. Садись, — произнес голос.

Я влез в лодку и сел рядом с Рыжим к ветровому стеклу. Лодка заскользила по воде. Звуков выхлопа больше не было, слышалось лишь сердитое бульканье по обеим сторонам корпуса. Снова огни Бэй-Сити превратились в далекое бледное зарево над гребнями волн. Снова яркие огни «Королевской короны» промелькнули мимо, — казалось, судно красуется, как манекенщица на вращающемся подиуме. И снова в тихоокеанской тьме вырос корпус «Монтесито», вокруг него медленно, равномерно, словно на маяке, кружился луч прожектора.

— Мне страшно, — внезапно сказал я. — Страшно до смерти.

Рыжий выключил мотор, и лодка закачалась на волнах, словно вода под ней двигалась, а она стояла на месте. Повернулся и поглядел на меня.

— Боюсь смерти и отчаяния, — сказал я. — Боюсь темной воды, лиц утопленников и черепов с пустыми глазницами. Боюсь умереть, превратиться в ничто. Боюсь не найти этого Брюнета.

Рыжий хохотнул:

— Я было даже расстроился. Ты взбадриваешь себя, это хорошо. Брюнет может находиться где угодно. На любом из судов, в своем клубе, на востоке страны, в Рино или сидеть дома в пижаме и шлепанцах. Кроме него, тебе никто не нужен?

— Нужен некто Мэллой, здоровенный детина, недавно освобожденный из Орегонской тюрьмы, где отбывал восемь лет за ограбление банка. Он скрывался в Бэй-Сити.

Я рассказал об этом Рыжему. Рассказал гораздо больше, чем собирался. Видимо, из-за его глаз.

Выслушав меня, Рыжий задумался, потом неторопливо заговорил. На словах его висли клочья тумана, будто капельки воды на усах. Может, поэтому они казались разумнее, чем были, может, и нет.

— Кое в чем ты прав, — сказал он. — Кое в чем ошибаешься. Кое-что я знал и раньше, кое-что слышу впервые. Если этот Сондерборг содержал убежище для преступников, торговал наркотиками и посылал молодчиков срывать драгоценности у богатых дам с похотливыми глазами, значит в местных властях у него была поддержка, но это не означает, что там знали обо всех его делах или что каждый полицейский знал о поддержке. Возможно, Блейн знал, а Хемингуэй, как ты его называешь, нет. Блейн — сволочь, другой — просто грубый фараон, ни плохой, ни хороший, ни продажный, ни честный, смелый и такой же тупой, как я, раз считает, что служба в полиции — это разумный способ зарабатывать на жизнь. С медиумом непонятно. Он купил себе линию обороны на лучшем рынке, в Бэй-Сити, и, когда нужно, пользуется ею. Трудно догадаться, на что этот человек способен, и поэтому непонятно, что у него на совести или чего он опасается. Может, просто иногда соблазняет клиенток. С этими богачками никаких хлопот. А твое пребывание в лечебнице объясняется, по-моему, тем, что Блейн знал Сондерборга, понимал, что тот испугается, узнав, кто ты такой, — и, видимо, они сказали ему то, что ты услышал от него, подобрали, мол, человека, шел и шатался, — и что он побоится вышвырнуть или пристукнуть тебя, а потом Блейн увеличил бы с него поборы. Вот и все. Вышло так, что им представился случай воспользоваться тобой, и они воспользовались. Блейн мог знать и о Мэллое. Тот еще тип.

Я слушал, глядя, как ползет по кругу луч прожектора и как подходят и отходят водные такси.

— Я знаю, что представляют собой эти люди, — продолжал Рыжий. — Беда с полицейскими не в том, что они тупые, или продажные, или грубые, просто они считают, что служба в полиции дает им нечто, чего они не имели раньше. Может, прежде так и было, но теперь уже нет. Над ними много умных голов. Это приводит нас к Брюнету. Городом он не правит. Зачем ему лишний геморрой? Он выложил большие деньги на избрание мэра, чтобы его водные такси курсировали беспрепятственно. Если он чего-то очень захочет, то получает. Недавно одного из его приятелей, адвоката, забрали за вождение машины в нетрезвом виде, а Брюнет заставил приписать ему просто неосторожное вождение. Полицейским пришлось заменить журнал регистрации происшествий, а это тоже криминал. Вот и пойми. Его бизнес — азартные игры, а сейчас все виды незаконного бизнеса связаны между собой. Так что он может торговать наркотиками или брать проценты с тех, кому поручает это дело. Сондерборга он может знать, может и не знать. Но охота за драгоценностями исключается. Смотри, сколько хлопот у тех ребят ради каких-то восьми тысяч. Смешно предположить, что Брюнет свяжется с этим.

— Да, — сказал я. — Там еще убит человек — помнишь?

— Брюнет не убивал и не подсылал убийц. Будь это делом его рук, трупа не нашли бы. Никогда не знаешь, что может быть зашито в одежде у человека. Зачем рисковать? Видишь, что я делаю для тебя за двадцать пять монет. А что Брюнету те деньги, которые пришлось бы истратить?