К нам в роту прибыло пополнение — выздоровевшие раненые. В 1-й взвод попало 10 человек, из которых мы сформировали отделение во главе с сержантом Пяткиным. В числе бойцов был старик Недюжин с двумя орденами Красной Звезды и двумя медалями «За отвагу». Он заслужил свои награды, вытаскивая раненых с поля битвы. Мы им очень гордились. Четверть века спустя я его вывел под именем колхозного овощевода Ильи Муромца в своей повести «Тайна старого Радуля».

Только мы обжились в своих землянках, как начальству было угодно переправить нас за 4 километра в деревню Искра, а наше место заняла 3-я рота. Переселялись мы со своими дверями, окнами, печурками и прочим, что в мирной обстановке при переездах на другую квартиру оставляется на месте.

В нашей бывшей командирской землянке вскоре произошел несчастный случай. В 3-ю роту зачем-то приехал главный бездельник в ВСО начальник Особого отдела старший лейтенант Чернов. Он сел вечером с командиром 3-й роты капитаном Даркшевичем пить чай, вынул револьвер и стал его чистить. Револьвер выстрелил, пуля попала Даркшевичу немного выше колена и перебила кость. Раненый был отправлен далеко в тыл в госпиталь, а после выздоровления демобилизовался и вернулся работать в Главгидрострой.

Когда в 1946 году я демобилизовался, то зашел в то учреждение, где и я также служил до войны, и встретил там Даркшевича, хромого с палочкой. Мы многое с ним вспоминали, но он меня попросил, чтобы я не проговорился, как его ранило; он всем рассказывал, что был ранен во время «инженерной разведки» на нейтральной полосе.

Обычно при таких несчастных случаях, как с Даркшевичем, Особый отдел производит следствие, выясняет, как и при каких обстоятельствах произошло, да какое социальное происхождение обвиняемого и т. д., а тут дело сразу прикрыли и все. Пылаев с нами потом иронизировал на эту тему и даже пытался сочинить песенку, но, видно, побоялся.

И. о. командира 3-й роты был назначен инженер-фортификатор Крылов, которого вскоре сменил выздоровевший старший лейтенант Терехов. К сожалению, он не смог ужиться с майором Елисеевым и вскоре был переведен в штаб УВПС-25, где в звании капитана пробыл всю войну на кабинетной работе. Так поступили с человеком, который благодаря своей энергии, порядочности, знаниям мог бы стать крупным руководителем. Недавно я его встретил на улице. Он стал доктором технических наук, преподавал в вузе.

Возвращаюсь к прерванному рассказу.

В Искре привезенные с собой окна и двери пригодились для ремонта пустых домов. Из жердей и досок мы оборудовали нары и поселились более или менее сносно.

Жителей там не было, их сожгли немцы в Оле. Чудом уцелели только двое мальчишек, живших в погребе. Я к ним подходил, пробовал с ними заговаривать, но никакого толку не мог от них добиться. Они так одичали, что едва ворочали языками и не смогли назвать своих имен. Виду них был страшный — покрытые корой грязи, все в лохмотьях и болячках, усыпанные вшами. В том погребе оставалась картошка, они ее пекли и ели. Интересно, что с ними потом сталось?

И наши бойцы раскапывали в Искре картофельные ямы. Эта картошка служила нам хорошим подспорьем, хотя мы получали полный фронтовой паек. Продукты, кроме круп, были исключительно американского происхождения — свиная тушенка, сушеные, так называемые «рузвельтовы», яйца, совсем не сладкий тростниковый сахар. Все это нам осточертело еще больше печенья. О децзаготовках в этих разоренных краях нечего было и думать. Иногда в командирскую столовую попадала свежая рыба, которую глушили наши бойцы в недалекой Березине.

Возле Искры мы опять строили жердевые лежневки. Работать было легче — и бойцы применились, а главное, наступила весна, оттаяла земля, засветило солнце, и можно было сдать ломы в кладовку.

В самый день Пасхи, встав утром, мы увидели разбросанные повсюду красного цвета мины с крылышками. Мы еще посмеялись, вот дураки немцы скинули их с самолетов, а они не взорвались.

Мы отправились на работы, и вдруг среди дня поднялась ожесточенная стрельба. Оказывается, эти немецкие штучки были мины-бабочки замедленного действия, которые принялись рваться.

В нашей роте двое бойцов были ранены и погиб кузнец Клюшников, которому осколок попал в лицо. Клюшников к нам в роту попал недавно, но мы его сразу оценили за кузнечное мастерство, за энергию и за веселый характер. Только за три дня до своей гибели он сумел разыскать в болоте разломанную немецкую походную кузницу, починил ее и стал ковать для лежневок скобы и штыри. Этот ценный, столь необходимый для саперов станок на ножном приводе прошел с нами всю войну, и мы много раз вспоминали покойного кузнеца.

В 20-х числах апреля меня неожиданно вызвали в Шацилки в штаб нашего ВСО на рекогносцировку новых рубежей. На этот раз я пошел с большим удовольствием — очень уж осточертело однообразное и напряженное строительство лежневок. Взял я с собой трех молодых бойцов — Ваню Кузьмина и Федю Бучнева из 1-го взвода и Пашу Жаркова из 3-го.

В Шацилках нам предстояло получить на 10 дней продукты. Я отправился к помначу ВСО по снабжению капитану Эйранову. Выпросить у него что-либо лишнее было совершенно невозможно, он бы и сыну родному отказал. Я осмелился только попросить заменить «рузвельтовы» яйца и крупу бочкой соленых огурцов. Эйранов разрешил, но потребовал с меня 5 рублей залогу за бочку. Зная бабскую любовь к соленому, я на эти огурцы твердо рассчитывал.

Во всей 48-й армии такого лакомства ни у кого не было, а ВСО им обладало, и вот откуда.

Еще на Саратовском рубеже по инициативе Зеге удалось приобрести в районе города Баланды целый совхоз. Назвали его «Подсобное хозяйство Победа», отправили туда для кормления нескольких начальственных жен, нескольких слабосильных и всех желающих обрести тихое пристанище.

Фронт двигался к западу, в подсобном хозяйстве пахали, сеяли, жали и собирали в житницы. Раз в месяц туда переводилась зарплата. Дважды, еще на Донском рубеже, мы получали по несколько вагонов гнилых из-за месячного пути соленых огурцов, которые тут же выбрасывали. Расстояние до подсобного хозяйства с каждым месяцем увеличивалось, и мы все, кроме бухгалтеров, о нем уже успели забыть.

И вдруг сюда в Полесье на станцию Шацилки наряду с вагонами, доставившими в 48-ю армию снаряды, мины, войска, бензин, американские продукты, пушки и танки, прибыли в адрес 74-го ВСО два вагона с солеными огурцами и притом отличного качества.

Отправившись на рекогносцировку, я очень быстро сменял у крестьян огурцы на картошку из расчета котелок огурцов на ведро картошки, у солдат мы меняли их на свиную тушенку и на хлеб, а пустую бочку выменяли на большой кусок сала.

Вернувшись в ВСО по окончании рекогносцировки, я встретил майора Елисеева. Тот меня упрекнул — почему я к нему не подошел, когда получал продукты, он бы сумел дать нам кое-какой добавок.

Я ему рассказал, как менял огурцы. Он меня подробно расспросил, однако в шутку предупредил, чтобы комбинация с бочкой не дошла бы до Эйранова. В тот же день он издал приказ организовать в широком масштабе обмен огурцов с местными жителями и с воинскими частями.