Двадцать первый день четвертого месяца девятнадцатого года Канъэй выдался облачным, что часто бывает во время уборки пшеницы.

На рассвете Такэноути Кадзума и его люди собрались перед главными воротами дома Ямадзаки, в котором заперлась семья Абэ. Всю ночь в доме звучали гонги и барабаны, но теперь не раздавалось ни звука, как будто дом был пуст. Ворота была закрыты. С нижних ветвей олеандра, возвышавшегося над деревянным забором, свешивалась паутина, в которой словно жемчужины блестели капельки росы. Откуда-то появилась ласточка и перелетела через забор.

Кадзума спешился и какое-то время стоял, оценивая положение. Потом отдал приказ: «Откройте ворота!» Двое пехотинцев перебрались через забор. Вокруг никого не было, они спокойно сломали замок и вытащили деревянный засов.

Сосед Цукамото Матаситиро, услышав, как воины Кадзума открывают ворота, тут же пробрался в дом Абэ через бамбуковый частокол. Веревки он обрезал накануне. Он почти каждый день бывал в этом доме и хорошо знал его расположение. Подняв над головой короткое копье, он через кухню ворвался внутрь. Члены семьи Абэ заперлись в главном зале, с тем чтобы по одному убивать тех, кто будет врываться. Ягобэ первым услышал какой-то шум с заднего входа. Он вышел на кухню с коротким копьем в руке.

Оба столкнулись друг с другом, почти соприкоснувшись концами копьев. «Вы – Матаситиро!» – вскричал Ягобэ.

«Да, это я. Вы любили хвастаться. Я решил проверить, как вы владеете копьем».

«Что ж, идемте!»

Они вернулись в дом и начали сражаться. Вскоре выяснилось, что Матаситиро владеет копьем намного лучше. Он глубоко ранил Ягобэ в грудь. Ягобэ бросил свое копье и поспешил обратно в главный зал.

«Трус! Остановись!» – закричал Матаситиро.

«Нет. Я покончу с собой сам», – сказал Ягобэ и скрылся в главном зале.

В этот момент раздался крик: «Сразитесь-ка со мной!» Откуда-то словно молния вылетел юный Ситинодзё и поразил Матаситиро в бедро. Только что серьезно ранив близкого друга, Матаситиро утратил бдительность и стал жертвой мальчика. Он выронил копье и упал.

Войдя в ворота, Кадзума тщательно расположил всех своих воинов. Затем он отправился к входу в дом и увидел, что дверь приоткрыта. Он уже собирался распахнуть двери, но тут вмешался Сима Токуэмон и тревожно прошептал ему на ухо: «Подождите, господин. Сегодня вы – командующий. Позвольте мне войти первым». Но как только Токуэмон ринулся внутрь, Итидаю, который только этого и ждал, ударил его копьем в правый глаз. Токуэмон зашатался и упал прямо в руки Кадзума.

«Пошел прочь!» – Кадзума оттолкнул его и вошел в дом. Итидаю и Годаю закололи его с обеих сторон.

Следующими ворвались Соэдзима Кухэ и Номура Сёбэ, а также Токуэмон, несмотря на свою рану.

В этот момент Таками Гонъэмон, атаковавший со стороны задних ворот и продравшийся с помощью своего копья с тройным наконечником сквозь строй вассалов Абэ, добрался до главного зала. За ним следовал Тиба Сакубэ.

Нападавшие атаковали с боевыми криками и спереди, и сзади. Хотя все ширмы и перегородки были убраны, пространство главного зала могли покрыть тридцать циновок. Уличный поединок порой гораздо страшнее битвы. Еще ужаснее было это месиво. Люди, сражавшиеся в маленьком зале, походили на червей, положенных в одну тарелку и пожирающих друг друга.

Итидаю и Годаю наносили удары копьями всем, кто вставал у них на пути. Тела их покрылись бесчисленными ранами, но они не сдавались. Они бросили копья и стали сражаться мечами. Ситинодзё уже погиб.

Один из воинов Таками увидел лежащего в кухне Цукамото Матаситиро, из его бедра лила кровь. Перед тем как войти в дом, воин сказал: «Вы ранены. Вы сделали свое дело, теперь уходите как можно скорее».

«Если бы я мог уйти, я бы встал и сражался», – горько сказал Матаситиро, скрипя зубами от боли и злости. Тут появился кто-то из его слуг, обеспокоенный долгим отсутствием хозяина. Он поднял Матаситиро на плечо и вынес его из дома.

Еще один его слуга по имени Амакуса Хэйкуро прикрывал хозяина и несшего его слугу, стреляя из лука во всякого, кто приближался, но сам был убит.

Из воинов Такэноути Кадзума первым погиб Сима Токуэмон, потом – командир Соэдзима Кухэ.

Пока Таками Гонъэмон сражался со своим копьем в руках, паж защищал его спину, стреляя налево и направо из лука. Потом он достал меч и оборонялся мечом. В один момент он увидел, как кто-то целится в Гонъэмона из мушкета. «Это моя пуля», – крикнул он и заслонил собой Гонъэмона. Он умер мгновенно. Был тяжело ранен и Тиба Сакубэ, командир отряда, переведенный от Такэноути к Таками. Он сумел добраться до кухни и глотнуть из ушата воды, но после упал, обессиленный.

Из членов семьи Абэ первым покончил с собой Ягобэ, потом от ран умерли Итидаю, Годаю и Ситинодзё. Большинство их слуг также погибли.

Таками Гонъэмон собрал оставшихся в живых воинов из обоих отрядов, приказал им сломать лачугу, стоявшую позади дома Абэ, и поджечь ее. Дым поднимался прямо вверх, в безветреное хмурое небо, и был виден издалека. Затем воины залили огонь водой и ушли. Тиба Сакубэ и другие тяжело раненые самураи покидали дом, опираясь на плечи вассалов. Было около двух пополудни.

Мицухиса отправился с визитом к своим главным вассалам. На рассвете двадцать первого дня четвертого месяца, послав воинов против Абэ, он поехал в дом Мацуно Сакё.

Ямадзаки находился неподалеку от дома Мицухиса, прямо через Сад цветов. Покидая утром свой дом, Мицухиса услышал шум, идущий с той стороны. «Должно быть, они врываются в дом», – сказал он, садясь в свой паланкин. Не проехал он и ста ярдов, как появился гонец и сообщил о гибели Такэноути Кадзума.

Ведя своих воинов к дому Мацуно, где находился Мицухиса, Таками Гонъэмон отправил гонца передать, что семья Абэ уничтожена. Мицухиса решил встретиться с Гонъэмоном немедленно и пригласил его в сад перед рисовальной мастерской.

Гонъэмон распахнул калитку в заборе, усыпанном, словно живая изгородь, белыми цветами, и сел, низко склонившись, на лужайку. Мицухиса увидел его и сказал: «Вы ранены? Благодарю вас». Черная шелковая одежда Гонъэмона была пропитана кровью и покрыта пеплом и золой, видимо, попавшими на нее, когда он с воинами тушил огонь.

«Ничего страшного, господин. Это царапина». Гонъэмон получил сильный удар копьем, но он пришелся в зеркальце, которое носил Гонъэмон. Это спасло его. Рана оказалась неопасной, как если бы он просто испачкался о шелковую бумагу.

Гонъэмон доложил о действиях каждого человека и сказал, что самый