— Как ты можешь так бесстрастно рассуждать о выращивании лошадей на украденных землях?

Жасмин озадаченно посмотрела на дядю.

— Мир на том и стоит, — возразила она Патрику, — что одни люди борются с другими, и когда кто-нибудь побеждает, земля меняет владельца. Так всегда было в Индии. А разве здесь по-другому? Из уроков истории, которые мне давал отец Куплен, я помню, что ваши ирландские предки пришли на ту землю совсем из других мест, а здешние англичане — потомки нормандских и англосаксонских завоевателей, а вовсе не отпрыски местных племен, когда-то населявших острова. Даже на камне нельзя выбить слова так глубоко, чтобы их нельзя было переменить.

У вас отобрали земли в Ирландии, но и ваш Клирфилдз до вас кому-то принадлежал. Что сталось с теми людьми? Вы когда-нибудь считались с ними или их чувствами? — Жасмин повернулась к мужу. — Спасибо, Рован. Я в восхищении от твоего подарка! В жизни мне никогда ничего не дарили лучше. Я принимаю эти земли. — И с вызовом посмотрела на родственников.

Скай покачала головой:

— Ее проклятая логика безукоризненна. Я не могу с ней спорить.

— Мама!

— Не сверкай на меня глазами, Патрик Бурк. Боже, как в эту минуту ты похож на своего отца. Жасмин права. Пока О'Доннелл, О'Нейлл и Магвайр оставались в стране, земли принадлежали им. Совершив побег, они лишили себя всего. Победитель забирает все, и шотландец Яков так и поступил.

— У них не было возможности остаться, — ответил матери Патрик. — Когда в 1604 году О'Нейлл покорился королю, англичане хотя и сохранили за ним земли, но полностью подчинили их себе, насадив туда англичан. В каждое графство они назначили шерифов, коронеров, мировых судей, ослабив власть О'Нейлла и других графов. Боже! Что же им оставалось делать, как не бежать? Выбора не было!

— Ты рассуждаешь совершенно по-ирландски, сын мой. Но ирландская гордость не приносит утешения вдовам, сиротам и обездоленным. Выбор есть всегда, Патрик, — уверяла его мать. — Когда Елизавета Тюдор взяла твои земли и нарушила данное мне слово, я заставила ее дать тебе земли здесь, в Англии, чтобы ты не оказался нищим и беззащитным.

О'Нейлл и его соратники могли бы остаться, но они уехали, потому что изменились времена, а они не хотели меняться вместе с ними. Они бросили свой беззащитный, продолжающий сражаться народ, а сами с удобством устроились в Риме. Ирландцы, Патрик, не смогут выжить одними легендами о своем былом величии. Если они так и останутся в прошлом, позволяя властвовать на собой бардам с их песнями о героизме кельтов, и церкви с ее узким суждением о жизни, и англичанам с их стремлением управлять всеми, Ирландия никогда снова не узнает мира, а ее народ не станет истинно свободным.

— Мать говорит разумные вещи, Патрик, — заметила мужу Валентина. — Не забывай, что жизнь и благополучие семьи всегда были на первом месте в ее голове и сердце. — Она повернулась к племяннице. — Когда ты собираешься посмотреть новые владения, Жасмин?

— После того, как родится ребенок, — ответила она. — На этот раз, я уверена, будет сын!

— У меня была такая же уверенность, когда после Бесси я вынашивала Адама, — сказала Валентина, и внезапно напряженность по поводу подарка Рована Линдли рассеялась, Из дома вышли музыканты и, рассевшись, заиграли веселые мелодии, сопровождавшие деревенские танцы, которые так любили все родственники. Партнеры выбрали друг друга, и вечер приятно продолжался.

Лорд Генри Томас Линяли появился ко второй годовщине свадьбы Рована и Жасмин. Это был крепкий здоровый красивый ребенок с хорошим аппетитом. Хотя его волосы были темны, глаза оказались, как у матери, голубые. А у сестры Индии, тоже темноволосой, глаза были отцовские, золотистые.

— Вот видишь, — довольно сказала Жасмин, — я же тебе обещала, что на этот раз будет сын! Посмотри, разве он не самый красивый на свете мальчуган? — Она погладила сына по щеке, тот, повернув красивую головку, потянулся к ее груди. — Прямо как папа, — улыбнулась она Ровану.

Он взглянул на сына. Говорили, что ребенок крупный, но ему он казался таким маленьким. Он наклонился и поцеловал сначала жену, а потом мягкую головку мальчика. На глазах у него выступили слезы.

— Спасибо, любимая, — прошептал он. После стольких трагических лет первого брака он наконец обрел счастье.

Маркиза Вестлей месяц вскармливала сына грудью, прежде чем передать его кормилице, деревенской девушке, тщательно выбранной ею вместе с Адали. Мажордом до мельчайших деталей знал о жизни обитателей соседней деревни. Это он сообщил госпоже, что миссис Брент потеряла сына, умершего от дизентерии, но сама здорова и своим прекрасным молоком уже вскормила троих детей. Ей следовало жить в Кэдби, и муж, которому помогала и мать, и младшая сестра, не возражал.

— Мне так не хочется отдавать кому-то малыша Хэла, — жаловалась Жасмин.

— Но только так ты сможешь посетить свое имение в Ирландии, — отвечал ей муж. — Если хочешь, я могу поехать один, а на будущий год приедешь и ты. Генри еще слишком мал, чтобы путешествовать.

— Я знаю, — вздохнула Жасмин. — Миссис Брент будет хорошо ухаживать за ним. К тому же за детьми присмотрят Адали и Рохана. В Ирландию я хочу ехать с тобой, Рован. С тех пор как у нас появились дети, мы не так уж много времени уделяем друг другу. — Она игриво улыбнулась. — Разве ты не хочешь побыть наедине со мной?

Рован Линдли рассмеялся и покачал головой:

— Неисправима. Просто неисправима, мадам, и надеюсь, никогда так и не исправишься. Я в ужас прихожу, как подумаю, что ты можешь превратиться в тетю Виллоу. — Он взял жену за руки и поцеловал в темные волосы. — Я люблю тебя. Жасмин, но ты и сама это знаешь с того майского утра, когда я впервые тебя увидел.

Она закрыла глаза и упивалась его крепкими объятиями. Он любил ее, она любила его. Бабушка так и не объяснила ей, что всепоглощающая любовь — это та, что крепнет с каждым днем совместной, жизни, с рождением желанных детей. Но надо ли ей было это объяснять? Жасмин следовало это понять, испытав все в жизни самой.

В конце июня маркиз и маркиза Вестлей выехали из Кэдби, направляясь на северо-запад в Холихэд, где погрузились на «Розу Кардиффа», отплывающую в Дан-Дилган, который англичане называли Дандолком. Корабль перестроили, чтобы на него можно было погрузить огромную дорожную карету маркиза Вестлея, лошадей и жеребца Козодоя, сына знаменитого производителя Адама де Мариско Найтвинда, и шесть молодых кобылиц лучших кровей.

— Плавание продлится недолго, — заверил их Майкл Смолл. — Погода стоит хорошая. Через пару дней мы будем на месте, миледи. Так вы собираетесь жить в Ирландии?

— Не весь год, капитан Смолл, — ответила Жасмин. — Имение Вестлея — в Кэдби, но говорят, что Ирландия подходящее место для разведения лошадей. Ирландцы хорошо с ними обращаются.

— Да, я тоже это слышал, — ответил капитан Смолл, а сам подумал: умело обращаются с лошадьми и искусны в бою.

— На этом самом корабле я приплыла из Индии, — объяснила Жасмин мужу. Она грустно обвела глазами каюту. — Здесь я жила с Роханой и Торамалли. Долгие месяцы она была нашим домом.